Вся твоя ложь - [112]

Внезапно в своем сознании я снова оказываюсь в том проулке двадцатилетней давности: его руки крепко сжимают мою грудь, его кислое дыхание бьет мне в лицо. Я с силой бью его ногой прямо в пах… И вот он снова передо мной. Я с ужасом смотрю на них обоих.

– Куда это вы собрались, миссис Роупер? – спрашивает Джереми.

– Я отстраняюсь от дела. Я не могу продолжать защищать вас.

– Но…

– И я считаю, что вам не следует продолжать выгораживать самого себя, отрицая свою вину, – прямо заявляю я Джереми. – Но это все, конечно, уже целиком на вашей совести. Более того, я совершенно уверена, что вы и дальше будете продолжать делать именно то, что он вам говорит. – И я киваю на отца Джереми.

– Подождите минутку, – бормочет он.

– Подождать минутку и что? И ничего, – отвечаю я, чеканя каждое свое слово.

– Вот теперь это все наконец обретает свой истинный смысл – то, что Джереми взял фамилию своей матери, а не вашу, – обращаюсь я к пожилому мужчине. – Однако каков отец, таков и сын. Вы сами ни разу в жизни не ответили ни за один свой дерьмовый поступок. С чего бы это ваш сын должен отвечать за то дерьмо, которое натворил он?

– Я совершенно не такой, как мой отец, – возмущенным голосом говорит Джереми.

– Да? А вы спросите его, как он себя вел со студентками-практикантками. Спросите его, скольких он перелапал в пабах. И сколько из них подали на него официальную жалобу и чем все это закончилось, – продолжаю я. – Давайте, спросите его об этом. И он скажет, что не имеет ни малейшего представления, о чем это я говорю. Спросите его, как он вел себя в девяностые годы. И как, скорее всего, он ведет себя до сих пор.

Мой гнев снова дал мне крылья. Я словно парю над ними, а моя ярость струится из меня чистым холодным потоком.

– Как вы смеете делать вслух такие заявления? – с возмущением в голосе заявляет Его честь судья Майкл Форест.

– Мне было столько же лет, сколько ему сейчас, – говорю я судье, указывая на его сына, – когда вы лапали меня в том переулке, и, чтобы как-то защититься и сбросить с себя, мне пришлось даже пнуть вас по яйцам. Вы обращаетесь с ним, будто с малым ребенком, однако же двадцать лет назад, когда я была в таком же возрасте, вы с удовольствием пытались натянуть меня, не так ли? Как же вы тогда упивались своей властью старшего адвоката надо мной и другими студентами! Я знаю, что вы, возможно, даже не помните меня. Я тогда послала вас к черту, когда вы стали приставать ко мне. Я отчаянно сопротивлялась и даже со всей силы врезала вам по яйцам, чтобы освободиться. А потом я еще несколько месяцев тряслась от страха, что вы под каким-то вымышленным предлогом нажалуетесь на меня моему наставнику по юридической практике и меня не допустят до экзаменов в адвокатуру. И меня ни хрена не удивляет, что ваш сын – точно такое же дерьмовое позорище.

– Как вы смеете мне такое говорить?! – шипит Форест.

Я поворачиваюсь и показываю ему средний палец:

– Отвали от меня ты, развратное дерьмо! Я покидаю это вонючее место.

И я ухожу. Зора бежит за мной следом.

– Что, черт возьми, происходит? – спрашивает она. – И что случилось с этим делом?

– Мне очень жаль, Зора. – Я останавливаюсь. – Ты что, забыла, что за дерьмо этот судья? Что он меня чуть было не изнасиловал в свое время?

Она отворачивается.

– Ну, серьезно… И ты пригласила меня в это дело, чтобы я представляла интересы его сына? Я не могу в это поверить.

– Ты сказала, что тебе срочно нужна работа, – отвечает Зора. – Вот я и решила, что гораздо важнее снова поскорее вернуть тебя к адвокатской практике.

– Ясно… Я же говорила, что мне не нужна благотворительность. И особенно мне не нужно было участвовать в таком дерьмовом деле, как это. Учитывая, что они с самого начала знали, что он полностью виновен. Держу пари, ты тоже это знала.

– О чем ты говоришь? – в недоумении спрашивает Зора.

– Я видела у Джереми дома экземпляр книги «Фанни Хилл» с дарственной надписью Фреи, – говорю я. – Боже мой, это все так очевидно.

– Какого черта ты не сказала мне об этом раньше? – возмущенно кричит Зора. – У тебя были целые выходные для этого!

Мой гнев постепенно угасает. Она права.

– Извини. Это все казалось мне таким сложным. А потом пропала Робин…

– Хорошо, мы поговорим об этом позже, – говорит Зора. – Теперь тебе лучше вернуться домой. Я разберусь с этим.

50

Прежде чем я успела дойти до метро, мой телефон издал звуковой сигнал. Я немедленно останавливаюсь, чтобы проверить, что там пришло, совершенно не заботясь о других людях. И идущая за мной женщина шипит в мой адрес ругательства, поскольку она вынуждена в последнюю секунду менять траекторию своего движения, чтобы не врезаться в меня.

«У меня пятьдесят пропущенных вызовов от тебя. Что происходит, все ли в порядке? Я на какое-то время исчезала с радаров, но теперь вернулась, – заходи в гости, попьем кофе, если хочешь. Джулия».

Мне приходится перечитать это сообщение три раза, прежде чем до меня доходит его смысл. Но даже когда я понимаю значение каждого написанного в нем слова, я не могу сообразить, что все это значит. Откуда взялась вся эта небрежность и беззаботность, с которой Джулия сообщает мне, что какое-то время она, видишь ли, была вне поля зрения? Как будто я не обрывала ее телефон, отчаянно пытаясь связаться с ней в течение последних тридцати шести часов, как будто ее не ищет полиция…