Вся проза в одном томе - [66]

— Кому ещё ты об этом рассказывала?

— С тех самых пор — тебе первому.

— Но почему мне?

— Ты как-то подвёл меня к этому. Видимо, у тебя тоже есть ко мне ключик. Я уже говорила, что занялась психоанализом потому, что всю жизнь пыталась понять. Но ты в этой науке пошёл куда дальше меня. Может быть, ты объяснишь мне?

— Ты права: на тебе одной я мог бы защитить кандидатскую.

__________

В тот разговор с ней я понял ещё кое-что. И пока она рассказывала, каким-то вторым слоем мысли потихоньку осмыслял это, словно какую-то обыденность. Как вспоминается вдруг, что забыл выключить чайник. Я понял, что люблю эту девушку и оставлю ради неё семью.

Разумеется, я полюбил её не за то, что она была с профессором. И даже не за то, что она оказалась вдруг такой сложной и интересной. Я полюбил её раньше, ещё в первую нашу встречу, даже в первые секунды её. Но только теперь это осознал. Просто потому что в мире, где профессор был для меня абсолютным и бесспорным авторитетом — это не так просто и быстро осознавалось. Но в мире, где профессор совратил четырнадцатилетнюю девочку — размывались всякие границы возможного. И я очень быстро, просто и спокойно смог признаться себе в том, что раньше осознавал бы долго и мучительно, страдая и ломая себя.

Я вдруг увидел будущее так ясно, как будто оно уже совершилось. Увидел, как через несколько дней мы встретимся снова и я поцелую её. Увидел, как ещё через несколько дней я приду к ней домой и останусь на ночь. Увидел, как наутро расскажу обо всём жене, попрошу прощения и навсегда перееду к Ксюше. И это хроническая неизбежность, которой бесполезно противиться, да и нет никакого желания. Это просто стояло передо мной, как нечто неподвластное моей воле. Я наблюдал это в своём воображении, будто смотрел старый фильм, который давно снят и смонтирован, так что уже не может быть изменён. А я мог только поудобнее устроиться в кресле кинотеатра.

В самом деле: ведь всё это случилось как-то само собой и уже после было осознано мною. Сначала провёл с ней целый день тайком от жены — и только потом это понял. Даже пальцы замёрзли раньше, чем я заметил это. И вот, теперь я осознаю, что полюбил её — уже после того, как её полюбил. А значит, это сильнее меня. Что я мог сделать? Как я мог предотвратить то, что совершалось помимо моей воли? Как я могу нести ответственность за то, что вдруг выросло во мне само собой, как растёт раковая опухоль?

Я словно проснулся в другой жизни и другим человеком. В этом мире и у этого меня никогда не было жены и ребёнка. Мне их жаль, но словно каких-то чужих мне людей, до которых мне нет никакого дела. Вот же она — моя подлинная судьба, которая всё это время ждала меня и готовилась для меня! Я даже в Мюнстер поехал как будто за ней, чтобы найти её там. Из миллионов городов мира мы оба выбрали именно маленький Мюнстер!

Моя жена не стала казаться мне менее красивой и замечательной. Она ничуть не стала хуже в моих глазах. Она просто вдруг стала чужой мне женщиной. Я понимал, что она многим превосходит Ксюшу. Просто она — «не моё». Я просто не знал ещё себя настоящего, не разгадал своё истинное предназначение. Моя жена была моей тихой гаванью, где я спокойно прожил несколько лет в покое и благодати, подспудно готовя себя наконец к настоящему плаванью в открытое море.

Я понимал, что с Ксюшей никогда не будет легко и спокойно. Я понимал, что жизнь с ней будет постоянной борьбой, непрерывным преодолением. Понимал, что она тяжело больна и я должен буду вылечить её или терпеть её болезнь. Понимал даже, что она ещё заставит меня пострадать и помучиться, ибо таков рок, преследующий её. Но я хотел этого, жаждал этой борьбы и этих мучений. И не мог больше усидеть на месте, лишь увидев возможность бороться и мучиться. Жизнь без этого теперь казалась мне невыносимо скучной и пресной, не имеющей никакого смысла, не позволяющей мне раскрыться и реализовать себя.

Измена совершается в первую очередь не в постели, а в голове. И это прежде всего не какой-то там физиологический акт, что вторично. Когда любишь другую женщину — это уже измена. Когда проводишь с ней время тайком от жены — это измена делом. Была или не была ещё физическая близость у меня с Ксюшей — не имело решающего значения. Я понимал, что уже изменил жене. И это было необратимо и неотвратимо, ибо я понял это, когда оно уже случилось. Скоро или нескоро случится у нас эта пресловутая физическая близость — для меня было совсем не важно. Это ничего бы не изменило. И совсем не для этого мне нужна была Ксюша. Не ради этого я встречался с ней и не к тому стремился.

Я даже не рассматривал вариант сделать Ксюшу своей тайной любовницей. Это было совсем не в моём и не в её духе. Это совсем не та женщина. Она отдаётся своей любви целиком без остатка и того же требует от мужчины. И я не смог бы жить в постоянном обмане, постоянном страхе разоблачения. Я просто не мог больше жить со своей женой, а мог жить только с Ксюшей. И я хотел именно жить с ней, быть рядом с ней постоянно, насколько это возможно, слиться с ней в единое и неделимое целое.

Странно слышать подобное от учёного, но мне кажется, где-то существует какая-то параллельная ветвь реальности, какое-то иное измерение бытия, где в действительности происходит то, о чём мы говорим в сослагательном наклонении. Где реально «есть» то, что у нас «было бы, если бы». И я корил себя теперь лишь за то, что не обратил на неё внимания ещё в институте — и тогда мы давно бы уже были вместе. И не было бы у меня жены и ребёнка. И не было бы её Мюнстера. А был бы только отдельный космос из двух наших миров. Как всё было бы проще теперь! И вот, этот иной пространственно-временной континуум, до сих пор где-то тёкший сам по себе в своём русле — вдруг прорвался в наш и захватил его, смыл все преграды на своём пути, переломил его и перестроил под себя. Это стихия, управлять которой нам неподвластно.