Вся проза в одном томе - [151]

— А что вы предлагаете? Мы столько готовили этот концерт — и позволить этому мудаку всё испортить?

— Н-н-нет, — послышался робкий голос Ипполита. — Я н-н-на это не п-п-подписываюсь.

— Не вздумай болтать! — пригрозил ему Мельшин.

— Я ух-х-хожу!

И он пошёл к выходу.

— Трус! — крикнул ему вслед Кирилл.

Ипполит обернулся.

— Л-л-лучше быть т-т-трусом на в-в-воле, чем с-с-смельчаком в т-т-тюрьме!

И ушёл.

— Ничего, — сказал Кирилл. — Я могу сыграть и четыре пьесы.

— Где, чёрт возьми, Орликов? — возмутился Пан, когда дед был нейтрализован.

— Уже семь часов. Иди объявляй! — сказал Мельшин.

И в самом деле — на часах было уже семь. Наступила сосредоточенная тишина. Даже старик перестал стонать. Пан сделал глубокий вдох, провёл ладонью по лысине и поправил рубашку. Барабанная дробь. На ближайший час забываются и откладываются все проблемы и разногласия. Дед-ветеран, связанный на кухне. Боря с его обиженным самолюбием. Тина, наставившая Пану рога. Всё это было в далёком прошлом. А сейчас ему предстояло выйти к большому скоплению народа и сделать для них этот вечер незабываемым.

Глава двадцать седьмая, в которой наконец можно увидеть, как работает Феликс Маркович

Пан вытер пот со лба. Он старался моментально переключиться, выкинуть из головы спор с Истоминым и сосредоточиться на своём конферансе. Это было нелегко. Он не владел актёрским мастерством, чтобы так быстро перевоплощаться. А особенно его беспокоило, что за кулисами всего три участника из шести — Кирилл, Изольда и Мельшин. Впрочем, этого достаточно для концерта. Да и Орликов должен быть где-то в зале. Пан встал перед дверью и закрыл глаза. Руки его тряслись от страха. Он никогда раньше не выступал перед публикой и не думал, что будет так волноваться.

Наконец он собрал волю в кулак, открыл дверь и вошёл в зал.

Но что же это? Пантелей не верил своим глазам! В зале сидели всего четыре человека! Какая-то ветхая бабуля в заднем ряду. В серёдке — два училищных пацана, которых Пан не знал, но видел курящими на крыльце. Они пили пиво, жевали жвачку и явно посмеивались над конферансье. Впереди сидел Феликс Маркович Нежин и обречённо глядел на Пана. Он увидел эту картину раньше, чем Пан. Он уже знал, как Пан на это отреагирует. Он заранее сочувствовал, но ничего не мог поделать.

Где же Тина? Где Боря? Где Гера с компанией? Где Прохор? Где Орликов? Может быть, часы у Истомина спешат и ещё нет семи? Пан глянул на свои наручные часы — они тоже показывали семь. Он моментально забыл текст, который приготовил. Он стоял как вкопанный и не мог произнести ни слова. Полный ступор. Полный провал. Всё кончено. Продолжать ли вообще или распустить всех и повеситься прямо на этой люстре?

— Кирилл Хомяков, — только и смог он выдавить из себя. — Четыре пьесы для фортепиано. Исполняет автор, — объявил он и вернулся в закулисье.

Кирилл пошёл на сцену. Реакция та же. Хом опешил и замер у самой двери. Но у него уже был немалый опыт концертных выступлений. Он вмиг сориентировался и направился к роялю как ни в чём не бывало. Сел и начал играть. Пантелей закрыл дверь, за которую пытался заглянуть Мельшин.

— Что такое? — спросил Захар. — На тебе лица нет.

— Всё нормально, я просто нервничаю.

— Дай гляну.

Пан не стал ему сопротивляться. Мельшин аккуратно приоткрыл дверь и украдкой заглянул в зал. Ахнул и тут же закрыл. Глаза его в этот момент были больше, чем очки.

— Это несерьёзно. Я ухожу.

— Захар, хоть ты меня не бросай! — взмолил Пантелей.

— Какой смысл?

Он пошёл к выходу.

— Что там такое? — спросила Изольда.

— Карауль старика! — рявкнул на неё Пан.

Мельшин ушёл. Кирилл доиграл первую пьесу. Пантелей сам решил выглянуть за дверь. Он не терял надежды, что хоть кто-нибудь ещё подойдёт. Но стало ещё хуже: бабуля ушла. Пьяные пацаны сидели и откровенно стебались над Хомяковым. Феликс Маркович закрыл лицо руками.

Как же такое возможно? Неужели никто не заинтересовался их объявлением? Оно ведь было рассчитано на молодёжь! Они столько ломали голову над его текстом! Пан старался представить, как отреагировал бы он, увидев такую рекламу — и не сомневался, что непременно пришёл бы. Неужели он один такой на всём белом свете? Но ведь и ребята пришли бы! Потому что они музыканты? Но ведь музыкантов в Москве тысячи! А самое обидное, что не пришли даже те, кто обещал точно быть!

Пан немало думал о возможных неудачах и, казалось, был готов ко всему: что его подведут участники и ему срочно придётся искать других; что не получится украсть стулья; что сцапают по дороге ГАИшники; даже к тому, что в зале неожиданно вырубят электричество. Лишь одно не пришло ему в голову, лишь одного он не ждал: что на концерт просто-напросто никто не придёт!

Кирилл закончил вторую пьесу, но вдруг встал из-за рояля и пошёл на кухню.

— Это бессмысленно, — мрачно констатировал он.

Пан вышел на сцену. Пацаны, ехидно посмеиваясь, покинули зал. Остался лишь Нежин. Он просто сидел и смотрел на Пана полным безысходности взглядом. Говорить что-либо в этой ситуации было решительно бесполезно.

Что же это за жестокая шутка Провидения? Зачем Оно помогло устроить этот концерт ценой таких нервов, трудов и лишений — если заранее знало, что всё это бесполезно? А может, и нет никакого Провидения? Может, всё это — не более чем случайные совпадения? Может, это не Бог никакой всё устроил? Может, Пан стал жертвой злого розыгрыша тёмных сил? Никогда ещё он не чувствовал себя таким опозоренным и униженным. Даже когда его бросила Тина. Даже когда учителя отчитывали его за издёвки над Кендышем.