Встретимся через 500 лет! - [7]

Обозрев занавешенные окна второго этаж, Мегре вернулся на веранду мадмуазель Жалле-Беллем. Профессор, сидя на шелковом в синих цветочках канапе, самозабвенно слушал пульс женщины. Вид у него был какой-то минеральный, с нотками скошенных трав и металлическим послевкусием. «Подцепил его у Генриетты» – усмехнулся комиссар.

– Девяносто ударов в минуту – это много, милочка, – сказал профессор, нехотя расставшись с изящной рукой пациентки.

– Вы полагаете? – колюче посмотрел Мегре.

– Для состояния покоя это много, – смутился врач. – Боюсь, после того, как мадмуазель ответит на ваши вопросы…

– Пульс у нее упадет до нуля, – кротко улыбнулась женщина. Букет ее взгляда изменился – ни металла, ни ломаных линий в нем уже не было и в помине, в нем благоухали одни лишь тона полевых цветов, примятых нечаянной любовью, примятых, но не сломленных.

Мегре подумал: могла ли у него в жизни случиться такая ситуация, в которой он предпочел бы, – конечно же, на короткое время, – полнотелому вкусу с тонами зрелых фруктов, вкусу госпожи Мегре, золотистое тепло этой женщины, сложный ее аромат, ежеминутно меняющийся, ее послевкусие, которое невозможно предугадать?

– Нет, не могло у тебя быть такой ситуации, – не солгал он себе, – ведь ты, Мегре, всю жизнь пил одно и то же вино, пил из одного и того же стакана, и потому ты здесь. Здесь, в Эльсиноре с обширным инфарктом, а не в комнатке под крышей кафе на улице Соваж…

– Извините, но я должен это сделать, – голос Мегре остался непреклонным. – Профессор, не могли бы вы нас оставить на некоторое время?

– Конечно, конечно, тем более, у меня через… – улыбаясь уксусной улыбкой, вынул Перен свою серебряную луковицу, – через десять минут просмотр.

Комиссар знал, что профессор Перен всеми средствами способствует деятельности драматического кружка, созданного его предшественником в терапевтических целях, и что в настоящее время он занят постановкой детективной драмы. Едва Мегре появился в санатории (господи, сколько же времени улетело с тех пор!) профессор посватал ему одну из ведущих ролей очередного спектакля. Однако комиссар отказался, заявив, что не любит театра, поскольку театр с его фиглярами, грандкокетками, инженю, героями-любовниками и проч. проч. проч. – это фальшь, заботливо обернутая правдой. То есть то, с чем он всю жизнь в своей полицейской работе с переменным успехом боролся. А эти повсеместные маски?! Маски, рожденные театром? Древние актеры играли в масках, чтобы зрителю, тогда повсеместно наивному и бесхитростному, почти троглодиту, с самого начала все было ясно, кто кого представляет. Этот – подлого негодяя, этот – сварливую старуху, тот – благородного героя или бога. Именно благодаря театру люди обзавелись в быту масками – фальшивыми лицами – и с тех пор дурят друг друга, выдавая одно за другое! Нет, профессор, помилуйте, никакого театра! Или, по крайней мере, без меня.

5. Приличные мужчины случаются

Перен ушел, они остались втроем. Мегре, все еще напитанному воспоминаниями об улице Соваж, захотелось присесть на это притягательное канапе, в живом ожидании застывшее у ног мадмуазель Жалле-Беллем. Он уже двинулся к нему, привлекаемый нотками меда и полевых цветов, но тут в нос ударил недвусмысленный аромат сырой земли – вспомнился Мартен Делу, который, судя по всему, закончил земной путь если не на этом канапе, то где-то с ним рядом…

– Вы были знакомы с Мартеном Делу? – прямо спросил комиссар, остановившись на полпути к канапе.

– Видела мельком. Он обитал в главном корпусе, пока не поссорился с профессором Переном.

– По какому поводу?

– Присядьте, пожалуйста, – указала глазами на скамью напротив.

– Спасибо, – Мегре с Люкой уселись. – Так по какому поводу они поссорились?

– Я думаю, повода не было. Серьезного, по крайней мере. Мартен был вспыльчив и самолюбив, слова хватало, чтобы вывести его из себя.

– Достаточно было слова, чтобы он ушел в глухой лес, хлопнув дверью своей уютной палаты, ушел, не взглянув на врата святилища Рабле? – сказал Мегре недоверчиво.

– Сколько волка не корми, он в лес смотрит, – глаза Генриетты смотрели в небо. Прямо над лесом туча, его закрывшая, прохудилась, обнажив кусочек голубого неба.

– К чему это вы?

– Loup – по-французски волк.

– Я как-то этого не осознал… – смутился Мегре. – Делу – волк…

– Да, волк. Более подходящей фамилии не подобрать.

– Кстати, имя Мартен означает подобный Марсу, – вставил Люка. – А Марс был воякой, губил урожаи и скот, в общем, неудобным был господином.

– Да… Таким он и был. Волком и Марсом, – молвила Генриетта равнодушно.

– А почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

– Я знаю, час назад этого человека нашли в лесу. Нашли мертвым.

– От кого знаете?

– Аннет Маркофф забегала.

– Понятно. Еще один вопрос. Свидетели утверждают, что в день смерти Мартен Делу посещал «Три Дуба». Вы его видели?

– Нет. Он посещал не мои апартаменты, но баню.

– Звуки из нее достигают вашей квартиры?

– Очень громкие – да.

– Вы слышали что-нибудь примерно с полудня до девяти часов вечера?

– Да.

– Что?

– Около семи вечера там кто-то уронил на каменный пол металлический предмет, по всей вероятности, тазик.