Встретимся через 500 лет! - [8]

– Могу ли я осмотреть ваши покои, – энергично поднялся комиссар, всем своим видом показывая, что факты и доказательства можно вытянуть не только из уст людей, но и предметов, куда более красноречивых. Знака вопроса в высказанном вопросе он намеренно не поставил.

– Осмотрите, – проговорила Генриетта, оторвав голубые глаза от голубой прорехи, безуспешно тщившейся разорвать пелену туч.

Покои мадмуазель Генриетты состояли из прихожей, небольшой кухоньки, ванной комнаты, довольно обширной гостиной, спальни – две последние имели выход на зимнюю веранду, в которой изумляла внимание старинная прялка. Все было аккуратно прибрано, во всем чувствовался вкус, даже гобелен с изображением срамного вида Адама и Евы, а также Геркулес с Омфалой Франсуа Буше[9] казались повешенными к месту. Обнаружив на серванте, стоявшем в гостиной, альбом с вклеенными изображениями цветов – от лютика до орхидеи, Мегре вспомнил супругу. Давным-давно та собирала в своем альбоме такие же картинки из банок кофе «Балтазар», с тем, чтобы, собрав три полных серии, получить от названной фирмы ореховую спальню, о которой мечтала.

В гардеробе Генриетты (хозяйка позволила его осмотреть), Мегре удивило обилие шляпок, преимущественно кровавой гаммы, а также присутствие нескольких (по виду мужских) костюмов темных расцветок, повешенных вперемешку с захватывающими воображение пеньюарами и платьями.

Но более всего комиссара (как и Люку) поразило содержимое секретера, стоявшего близ окна спальной, рядом с выходом на застекленную веранду. На верхних его полках были аккуратно разложены голубенькие детские распашонки, ползунки, пинетки. На нижней полке рядами лежали новенькие игрушки: погремушки, машинки, оловянные солдатики, ружье.

Люка, присев рядом, взял одну из машинок – гоночную, – повертел, катнул ладонью колеса, проговорил удивленно:

– Кто бы мог подумать…

Мегре отобрал у напарника машинку, осторожно поставил на место. Закрыл дверцы секретера. Попросив спутника осмотреть корпус снаружи, вернулся в гостиную. Мадмуазель Генриетта сидела на диване, как школьница на выпускном экзамене. Щеки ее розовели, глаза лучились.

– Я вас никогда не видел в столовой, – устроился Мегре рядом.

– К вящему огорчению Рабле, я редко там бываю, – ответила Генриетта, бархатный ее голос ласкал сердце комиссара. – Еду мне приносят.

«Мы могли бы сидеть за одним столом», – подумал Мегре и тут же мысленно увидел ее в обеденном зале напротив себя, увидел, деликатно разрезающей домашнюю сардельку а ля Рабле, сдобренную струйкой майонеза.

– Вы хотите меня о чем-то спросить? – улыбнулась она его мыслям, которые могла бы прочитать и подслеповатая женщина.

– Да, хочу…

– Я не замужем и не была замужем, если вам это угодно знать, – благосклонно посмотрела на широкий лоб комиссара, на густые его волосы, подстриженные ежиком, на усы, когда-то рыжеватые, теперь соль с красным перцем.

– В это невозможно поверить… – недоверчиво покачал головой обладатель усов.

– Все мужчины, которым я доверяла сердце, в лучшем случае использовали его в качестве яства, в худшем – как живую мишень…

– Ну, не все мужчины такие…

– Я не стара, и все еще на это надеюсь. Знаете, каждая женщина, если она женщина, стремится к семейному уюту, каждая женщина, если она женщина, мечтает родить маленького розового сыночка, который, став мужчиной, будет потакать ее слабостям, скрасит старость…

«Сумасшедшая?» – подумал Мегре, всматриваясь в углубившиеся глаз собеседницы.

– Вы считаете меня странной? – сказала бархатно.

– Что вы! Я просто подумал, что здесь, в лесу, вы вряд ли найдете ему отца…

– Почему же, в санатории случаются приличные мужчины, – положила гладкую руку на спинку дивана, так положила, что та бархатно коснулась плеча Мегре.

Комиссар, подумав: – Забрасывает удочку с такой вот приманкой? Или обычное для женщины желание с возрастом обратилось в манию?.. – хотел задать следующий вопрос, но его остановил возглас Люки, раздавшийся из прихожей:

– Господин Мегре! Здесь дверь в какое-то помещение!

Взгляд мадмуазель Генриетты застыл, как слеза на морозе. Мегре, извинившись перед нею, встал, прошел в прихожую. Справа от входа в апартаменты действительно была небольшая дверь, закрытая на засов. Люка посмотрел на шефа вопросительно. Комиссар попытался отодвинуть засов, однако тот, оторвавшись, остался в его руке.

– Кого-то там запирали, – посмотрел он на комиссара многозначительно. – И этот кто-то сумел выбраться.

Покивав, Мегре повернул выключатель, толкнул дверь, они вошли друг за другом в тесное помещение.

– Кладовка, – сказал Люка, рассматривая полки, уставленные нарядными банками и баночками, бутылками и бутылочками. – Можно подумать, что Рабле морит ее голодом.

Рабле, сто пятидесятикилограммовый шеф-повара санатория, кормил своих подопечных на убой и весьма искусно. Но если табло электронных весов, вделанных в пол у входа в обеденный зал, показывало лишние килограммы относительно разнарядки профессора Перена, то обладатель их получал дежурное блюдо, которое можно было доесть до последней ложки лишь после месячного поста. Может быть, именно из-за этой фитнес-придумки главы клиники, мадмуазель Генриетта, не терпевшая контроля, посещала столовую неохотно?