Вспышка молнии за горой - [28]
Но они, похоже, не слышали ничего.
Им принесли напитки,
Тогда они принялись
Орать официантке:
«МНЕ – СЕДЛО БАРАШКА
ПОД ЯБЛОЧНЫМ СОУСОМ!»
«МНЕ – ЛОСОСИНУ НА ГРИЛЕ!»
«А МНЕ – ТВОЮ ЗАДНИЦУ НА ТАРЕЛКЕ!»
«А МНЕ…»
Когда внезапно явилась полиция,
Парень в трусах в красный и синий горошек
Встал и сказал:
«В чем дело-то, коп?
Мы просто развлекались.
Что не так, черт возьми?»
«Да, – добавил один из его дружков, -
В чем, черт возьми, дело?
Мы просто развлекались».
Тут вдруг погас свет.
Женщины закричали.
В темноте заскрипели стулья -
Люди стали вставать из-за столиков.
Снаружи взвыли сирены.
Компания из-за столика на девятерых
Через заднюю дверь бросилась на стоянку,
Повскакала в свои машины
И резво рванула к воротам.
Полицейские в толк не могли взять, кто есть кто,
У кого какая машина.
Парень в трусах в красно-синий горошек
Умчался первым -
На желтом кабриолете.
Копам кой-как удалось остановить машины две-три,
Причем все – не те, что надо.
Ресторан – один из лучших на весь город -
Имел колоссальный успех – финансовый и рекламный.
Он был одним из особых мест
В дорогих кварталах,
Где любили ужинать
Знаменитые, талантливые и богатые -
Там порою они
Позволяли себе
Слегка
Оторваться.
Party of Nine
Он ко мне повернулся спиной
Я там работал четырнадцать лет -
Все больше в ночную смену,
По одиннадцать с половиной часов.
И вот однажды на скачках
Ко мне подошел мужик.
«Привет, чувак, – он сказал мне. – Ну, как ты?»
«Привет», – я ответил.
Я не помнил его совершенно.
Нас, служащих, в здании том
Было тысячи три иль четыре.
Он продолжал:
«А я все думал, что сталось с тобой?
На пенсию, что ли, вышел?»
«Да нет, я бросил работу», – я объяснил.
«Работу бросил?
И чем же теперь занимаешься?»
«Я написал несколько книг -
И мне повезло».
Не сказавши мне больше ни слова,
Он повернулся спиной и ушел.
Он подумал – какая фигня!
Ну, может, и так,
Но это по крайней мере -
Не его фигня, а моя.
He Showed me his Back
Шелуха отсеивается
Не знаю уж почему,
Только кажется мне иногда,
Что в людях, подобных Эзре, Селину, Эрни,
Бейбу Руту, Диллинджеру и Ди Маджо,
Джо Луису, Кеннеди и Ла Мотта,
Грациано, Рузвельту и Уилли Пепу,
Просто было чуть больше,
Чем в нас.
А может,
Их отделяют от нас
Лишь мифология да ностальгия?
Наверно,
Есть и сейчас среди нас
Те, что делают дело свое
Ничуть не хуже,
А может, даже и лучше,
Чем герои прошедших времен,
Но
Уж слишком близки они К нам -
Мы мимо них проходим по коридорам,
Глядим, как стоят они в пробках,
Как покупают елочки к
Рождеству
И рулоны туалетной бумаги,
Видим их, ждущих покорно
В очереди на почте.
Один из немногих светлых моментов
В этой жизни -
Талантливые и отважные люди,
Что живут
Среди нас -
Незаметно.
Жизнь -
Это зло и добро,
Серединка на половинку.
The Unfolding
Пьяный с утра
На Кубе она знавала Хемингуэя,
И как-то раз его сфотографировала -
Пьяного в дым с утра.
Он пластом лежал на полу,
Рожа распухла от алкоголя,
Пузо торчало -
Нет,
На мачо
Не походил он никак.
Он услышал, как щелкнул фотоаппарат,
Чуть приподнял
Голову с пола
И сказал: «Дорогуша, ПОЖАЛУЙСТА, никогда
Не публикуй это фото!»
Фотография эта в рамке
Висит теперь у меня на стене,
К двери лицом.
Мне подарила ее
Та дама.
Совсем недавно в Италии
Она издала свою книгу
Под названием «Хемингуэй».
Там – множество фотографий:
Хемингуэй с нею
И с псом ее,
Хемингуэй
В своем кабинете,
Библиотека Хемингуэя, где на стене
Привешена голова дикого буйвола,
Хемингуэй,
Кормящий свою кошку,
Кровать Хемингуэя,
Хемингуэй и Мэри,
Венеция, 31 октября сорок восьмого года.
Хемингуэй, Венеция,
Март пятьдесят четвертого.
Но фотографии Хемингуэя,
Нажравшегося
В стельку
Прямо с утра,
Там нет.
В память о человеке,
Что словом владел в совершенстве.
Та дама сдержала
Данное слово.
Drunk before Noon
Кто «за», кто «против»
«Актеры играли отменно, правда?» -
Спросила она.
«Нет, – отвечал я, – мне не понравилось».
«Вот как?» – спросила она.
Что еще сказать, я не знал.
Ну, снова мы разошлись
Во мнениях об актерской игре.
На сей раз фильм шел по телевизору.
Я поднялся с дивана.
«Впусти, пожалуйста, кошку», – сказала она.
Я кошку впустил
И направился вверх по ступенькам.
Больше я не увижусь с женой, пока мы не ляжем спать.
Я сижу наверху. Зажигаю сигару.
Ничего не могу поделать. Мне нелегко
Хвалить большинство современных
Книг или фильмов.
Моя жена видит корень зла
В детстве моем – несомненно, тяжелом,
И в суровом, лишенном любви
Воспитаньи.
Ну, а я продолжаю надеяться, что,
Невзирая на это,
У меня все же есть способность
Судить непредвзято.
Ну, наверное, все могло быть еще хуже -
Землетрясение там, или дождь дней на шесть,
Или кот попал под машину…
Я откидываюсь, глубоко
Затягиваюсь сигарой и выпускаю мысли свои
Забавным облачком
Сизо-серого дыма -
А моя злобная критическая душа
Подмигивает мирозданию
И сладко зевает.
Thumbs Up, Thumbs Down
Они меня преследуют
Я получаю все больше и больше писем
От молодых людей, которые заявляют,
Что займут мое место, что моя сладкая жизнь
Закончена, что они прогонят меня пинками,
Сорвут с меня мой поэтический черный пояс -
И так далее, и так далее.
Меня изумляет, насколько они
Уверены в собственных литературных талантах.
Полагаю, им льстят безбожно
Матери, жены, подружки, преподаватели,
Парикмахеры, дядюшки, братья,
Официантки
И даже служители на заправках.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Поколение Джей-рока.Поколение пирсинга и татуировок, ночных клубов и буквального воплощения в жизнь экстремальных идеалов культуры «анимэ». Бытие на грани фола. Утрата между фантазией и реальностью.Один шаг от любви — до ненависти, от боли — до удовольствия. Один миг от жизни — до гибели!
Эта книга о «конях», «мясниках», «бомжах» (болельщиках СКА, «Спартака» и «Зенита»), короче говоря, о мире футбольных и хоккейных фанатов. Она написана журналистом, анархистом, в прошлом - главным фаном СКА и организатором «фанатения» за знаменитый армейский клуб. «Битва за сектор» - своеобразный ответ Дуги Бримсону, известному английскому писателю, автору книг о британских футбольных болельщиках.Дмитрий Жвания не идеализирует своих героев. Массовые драки, бесконечные разборки с ментами, пьянки, дешевые шлюхи, полуголодные выезды на игры любимой команды, все это - неотъемлемая часть фанатского движения времен его зарождения.
«Пребывая в хаосе и отчаянии и не сознаваясь себе самому, совершая изумительные движения, неизбежно заканчивающиеся поражением – полупрозрачный стыд и пушечное ядро вины…А ведь где-то были стальные люди, люди прямого рисунка иглой, начертанные ясно и просто, люди-границы, люди-контуры, четкие люди, отпечатанные, как с матрицы Гутенберга…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни.
«Дорога в У.», по которой Александр Ильянен удаляется от (русского) романа, виртуозно путая следы и минуя неизбежные, казалось бы, ловушки, — прихотлива, как (французская) речь, отчетлива, как нотная запись, и грустна, как воспоминание. Я благодарен возможности быть его попутчиком. Глеб МоревОбрывки разговоров и цитат, салонный лепет заброшенной столицы — «Дорога в У.» вымощена булыжниками повседневного хаоса. Герои Ильянена обитают в мире экспрессионистской кинохроники, наполненном тайными энергиями, но лишенном глаголов действия.