Вспышка молнии за горой - [16]
Медленное отступленье.
Пятишься ты все дальше -
Пока наконец
Не вернешься к началу,
А уж там-то
Никто тебя не отыщет.
Snow White
Зелен виноград
Он сказал: со мною покончено. Я это утратил.
А имел ли ты это вообще? – говорю.
Имел, конечно, имел, отвечает.
А с чего ты взял, что имел?
Чувствовал, говорит. Чувствовал, вот и все.
Ну, ЛИЧНО Я никогда не имел, говорю.
Хреново, он отвечает.
Что хреново-то? – говорю.
Хреново, что никогда ты этого не имел,
Отвечает.
А мне плевать, имел или нет,
Говорю.
Понимаю, вздыхает, а теперь убирайся,
Оставь меня.
Да пожалуйста, я сказал. Пересел
На другой табурет у стойки.
Он, ссутулившись,
Молча смотрел в свой стакан.
Не знаю, что уж он там утратил, но если
Я этого не имел, а он потерял -
Значит, наверно, мы в чем-то
Близки друг другу.
Я подумал: многие люди
Принимают любую мелочь
Слишком близко к сердцу, черт подери,
Допил
И вышел из бара.
Sour Grapes
Бой с тенями
Иногда я чувствую себя стариком,
Заставляю себя подняться с дивана,
Задыхаюсь, шнуруя ботинки.
Нет, только не я,
Пожалуйста, Господи, только не я!
Не превращай меня
В старого хрена, что еле
Тащится по дорожке!
Этого я
Вынести не смогу…
Закуриваю сигару.
Становится малость получше.
По крайней мере я в силах ходить на скачки!
Каждый день они мчатся, уносят с собою
Ставки мои…
Эта мысль согревает душу
И ум питает.
Я способен еще ездить
По улочкам дальним
В самых опасных районах
И разгуливать по переулкам,
Озираясь
С обычным своим любопытством.
Я все еще псих,
Со мной еще все в порядке.
Я забегаю к доктору – и вскорости выбегаю,
Шучу с медсестрами – то, мол, то,
То, мол, это.
Дайте мне пару таблеток -
И я буду в норме!
В комнате, где я пишу,
Стоит холодильник, полный
Запотевших бутылок.
Бой еще длится.
Может, меня и загнали в угол,
Но я еще огрызаюсь!
Что остается?
Свобода и слава,
Прогулка в последний день лета.
Нечего превращать меня в старого хрена!
Я еще покажу!
Ну вот. А теперь холодного пива.
А после – еще.
Не так-то скоро
На финише встретишь меня,
Ты, ублюдок…
Fencing with the Shadows
Та еще парочка
Мы сидели всегда без гроша, вылавливали воскресные газеты
В понедельник из мусорных ящиков (вместе с пустыми
бутылками,
Пригодными к сдаче). Нас постоянно вышвыривали из квартир,
И в каждой новой квартире мы заново жить начинали -
Квартплата вечно задержана, радио лихо гремит, озаренное
солнцем,
Мы жили, как миллионеры, как благословенные Богом,
я любил
Ее туфли на шпильках, платья ее в обтяжку, шутки ее надо
мною,
Ходившим в разорванной майке прожженной.
Джейн и я – мы были командой, мы шли, танцуя,
Сквозь трагедию бедности нашей, словно она была шуткой,
словно
Не значила ничего… И ведь не значила! Мы нищету
Схватили за горло и насмерть ее засмеяли.
Потом говорилось, что люди
Никогда не слыхали такого дикого и счастливого
Пения старых песен
И скандалов таких -
Крики и мат,
И бьющаяся посуда…
Безумье!
Мы, старые профессионалы,
Строили баррикады от домовладельца
И полицейских – и утром, проснувшись, видели стулья,
Трюмо и диван, подпиравшие дверь входную.
Перед тем как подняться с кровати,
Я всегда говорил: «Первые – дамы…»
И Джейн на пару минут удирала в ванную,
А после была моя очередь, а потом
Мы снова ложились в постель
И, тихонько дыша, гадали,
Какие несчастья грядущий день принесет – загнанные
в ловушку,
Отчаявшиеся, отупевшие, замученные, с ощущеньем,
Что исчерпали уже свой лимит везенья,
Что удача, конечно, от нас наконец отвернулась.
В общем, довольно печально – каждое утро
Просыпаться припертым к стенке, но мы ухитрялись как-то
Справляться с этим.
Обычно спустя десять-пятнадцать минут
Джейн говорила: «О, черт!»
А я отвечал: «Точно…»
А потом, ни гроша, ни надежд не имея, мы измышляли,
Как выкрутиться – и, кстати, у нас получалось.
Неисповедимы пути любви!
A Hell of a Duet
Собаки
Собаки быстро бегут по тротуару -
В солнце бегут и в дождь,
В полночь и в полдень.
Собаки быстро бегут по тротуару,
Они что-то знают,
Но что -
Никогда не расскажут.
Нет,
Они не расскажут, Никогда,
Ни за что не расскажут – Собаки,
Бегущие быстро по тротуару.
Все – прямо здесь, на виду,
В солнце, и в дождь, и в полночь.
Собаки быстро бегут по тротуару,
Смотри же на них, смотри же на них, смотри.
Глазами и сердцем смотри
На собак, бегущих быстро по тротуару
И знающих то, чего нам не постичь никогда.
The Dogs
ЧАСТЬ 3
На мягких лапах подходит Смерть
И в пасти сжимает розы.
Холодное лето
Дела идут не так чтоб ужасно,
Но все же довольно паршиво:
То в больницу – то из больницы,
То к врачу – то домой,
Подвешен на тонкой нити:
«У вас наступила ремиссия.
Нет, подождите – вот две новых
Раковых клетки, и содержание
Тромбоцитов понизилось снова.
Вы что же – пили?
Наверное, завтра придется
Снова
Сделать анализ костного мозга».
Врач очень занят.
Отделение онкологии
Забито битком.
Медсестры очень милы,
Шутят со мною.
Полагаю, это забавно -
Шутить,
Спускаясь в долину смерти.
Жена моя – рядом.
Жену мне жаль,
Мне отчаянно жаль
Всех жен.
Мы спускаемся
На парковку.
Иногда машину ведет она,
Иногда – я.
В данный момент – я…
Холодное было лето!
Жена говорит:
«Может,
Когда приедем домой,
Тебе немножко поплавать?»
Сегодня теплей,
Чем обычно.
«Конечно», – я отвечаю
И выкатываю со стоянки.
Она – отважная женщина,
Ведет себя так, словно
Все – как обычно.
Для меня наступило
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Июль. Маленький российский городок. Главный герой по имени Мар возвращается на лето домой, чтобы повидать мать и сестру. Но вместо ностальгических воспоминаний из детства, разговоров по душам с родными и прогулок по знакомым улицам, Мара ждут только разочарование, насмешки и хроническое чувство вины. И если в далеком прошлом никто не помог ему почувствовать себя "нормальным", то это не значит, что он сам теперь не может стать спасением для двух таких же запутавшихся молодых ребят, застрявших в этом маленьком городке.
Астрахань. На улицах этого невзрачного города ютятся фантомы: воспоминания, мертвецы, порождения воспалённого разума. Это не просто история, посвящённая маленькому городку. Это история, посвящённая каждому из нас. Автор приглашает вас сойти с ним в ад человеческой души. И возможно, что этот спуск позволит увидеть то, что до этого скрывалось во тьме. Посвящается Дарье М., с любовью.
Сюрреалистичный рассказ, небольшая фантазия с вкраплениями галлюциногенного реализма и пейзажной лирики. Содержит нецензурную брань.
«Некто приходит в ФМС и подаёт справку: — Справка из морга о том, что я умер. Отметьте, что я умер». (с). По традиции автора — изложен только практический опыт. 18+. Присутствует обсценная лексика.
Боб Джонс — совершенно обычный парень. У него хорошая работа и милая девушка. И все же Боб считает, что у него есть проблема: никто не замечает его, никто его не помнит. Там, где обычный человек проходит неузнанным, Боба Джонса… игнорируют. Но однажды его заметили. Его запомнили. Но хотел бы он остаться незаметным, потому что у незнакомца, назвавшегося Филиппом, на уме что-то ужасное. Он желает мести — мести миру, который давно игнорирует не только Боба, но и других. Для лиц старше 18 лет.