Вспышка молнии за горой - [15]

Я схоронил отца своего в зеленом плаще.

Нет ни единого шанса.

Странности эти я выносить не могу – а должен.

В такое влипаешь

С рожденья.

Взгляни-ка -

Ботинки мои стоят у кровати,

Насмерть задушенные шнурками.

Нет ни единого шанса.

Горе воет и бьется о стены.

Кошка моя наблюдает за чем-то,

Видимым ей одной.

Я, улыбаясь, киваю.

Нет ничего,

Нет ничего нового.

Я пленку срываю с сигары.

Не случается ничего.

Цивилизация разбивается, словно волна.

Осторожно влетает в комнату мошка.

Музыка замирает.

Places to Die and Places to Hide

Посвящается молодым и крутым

Да, правда – я нынче размяк.

Когда-то,

Чтоб в комнате у меня пройти из угла в угол,

Приходилось лавировать

Между горами

Мусора и пустых бутылок,

Теперь же весь мусор

Я аккуратно бросаю

В солидные ведра.

Я стал горожанином честным -

Собираю свои бутылки,

Чтоб сдать их

В лос-анджелесский утиль.

В вытрезвитель не попадал я,

Должно быть,

Добрых лет десять.

Смертная скука, точно?

Только не для меня.

Ночью сидеть дома,

Малера слушать,

Глядеть,

Как движутся стены, -

В самый раз для меня,

Размякшего затворника.

А улицы – в руки из рук

Передаю я тебе,

Крутой парень.

Poem for the Young and Tough

Увы

Как увижу свою фотографию -

Думаю:

Господи Боже, ну что за обрюзгший,

Уродливый,

Толстый кит!

Неудивительно,

Что мне бывало непросто

Затащить кого-нибудь

Из гостиной – в кровать.

Перед тем

Как рискнуть,

Всегда

Приходилось

Напиться!

Ow

Улыбка судьбы

По-другому никак не выходит -

Восемь иль десять

Стихотворений за ночь.

Тарелки

В раковине – там, сзади -

Не мыты

Уже две недели.

Простыни

Надо давно менять.

Постель

Не заправлена.

Половина лампочек в доме

Перегорела.

Становится все темнее.

(Лампочек запасных

У меня – навалом,

Да как-то все не выходит

Извлечь их из упаковок.)

Несмотря на обилие

Грязных трусов,

Мокнущих в ванне,

И ворох нестиранных шмоток

На полу спальни,

Ко мне пока что

Не заявился некто

При значке,

С кучей глупых правил,

Не умеющий слушать.

О, эти люди и их капризы!

Я как лис

От охотников удираю,

И если я -

Не счастливейший на земле человек,

То уж самый удачливый -

Точно.

My Doom Smiles at Me

Эй, Кафка!

Этой ночью,

Темною

Этой ночью,

Гляжу в окно

На огоньки

В гавани.

Заняться

Особо нечем,

Не о чем думать.

Взглядом окинув свои руки,

Я улыбаюсь,

Руки мои были слишком малы

С самого детства.

А теперь,

Похоже,

Они день за днем

Растут

Понемногу.

Может, это – новая

Ужасная болезнь?

В комнате, в одиночестве полном,

Я громко

Смеюсь,

Представляя,

Как руки мои

Станут расти

Все БОЛЬШЕ.

В гробу

Они будут

Не слишком-то сочетаться

Со всем остальным.

Какая

Восхитительно жуткая мысль!

«Да что с ним такое,

Со старым сукиным сыном?

Руки его размером

Со все тело!»

А после

Я забываю об этом

И вновь принимаюсь омотреть

На огоньки…

Hey, Kafka!

Странный визит

Лет двадцать назад,

Когда был я писателем нищим,

У моего жалкого дома остановилась

Дамочка в золотом «кадиллаке».

Она из машины вышла

И в дверь постучала.

Она улыбалась,

Была прекрасно одета

И очень красива.

Она присела на мой диван,

Я выпить налил ей.

Она сказала:

«Я – Королева Крыс

В человеческом

Теле».

«Потрясающе выглядите», – Я замечаю.

«Я приехала вас пригласить

В наше

Крысиное королевство.

Скоро весь этот мир

Обрушится с треском.

Не останется никого -

Кроме Крыс и, быть может,

Нескольких тараканов.

Мы очень вас любим,

Вот я и приехала вас пригласить

Переселиться к нам,

Пока не поздно».

«Давайте, – я ей говорю, -

Переберемся в спальню

И там все обсудим».

«Хватит фривольностей, -

Сказала она. -

Я спрашиваю серьезно:

Согласны вы переселиться в наше

Крысиное королевство? Да или нет?»

«Давайте выпьем еще, -

Отвечаю, -

Я это обдумаю».

Тогда она поднялась, подошла к двери

И, отворив ее, вышла.

Я стоял у окна. Наблюдал, как она

В свой золотой «кадиллак»

Садится

И прочь уезжает.

Тогда – лет двадцать назад -

Я подумал,

Что кто-то решил

Надо мной подшутить нелепо.

А теперь вот

Совсем не уверен…

Иногда я думаю – может,

Стоило с ней уехать?

А иногда

Понимаю -

Я с ней уехал.

A Strange Visit

Блюз семидесятых

Чего бы хотел я? Чего бы я очень хотел?

Синего пса с глазами зелеными

Или рыбку с улыбкою Моны Лизы…

Чего бы хотел я? Чего бы я очень хотел?

Никогда больше не слушать

Вальс «Голубой Дунай»,

Никогда не видеть на телеэкране бейсбола -

Этой шахматной партии, медленно к смерти ведущей.

Чего бы хотел я? Чего бы я очень хотел?

Мечтать о хорошем.

Не о Боге и не о церкви -

Просто поднять бы однажды глаза

И лицо человека увидеть

Среди миллиардов подсолнухов,

Гибнущих от удушья.

Чего бы хотел я?

Чего бы я очень хотел.

Снова смеяться, как я смеялся когда-то,

Ведь в этой клетке Податься некуда И нечем заняться.

Чего бы хотел я? Чего бы я очень хотел?

Стен не страшиться

И встретить

Поганую эту

Смерть Почти

С восторгом.

Почему?

Смерть поможет

Мне развязаться с тобой.

С кем – с тобой?

С тобой,

Крыса с глазами женскими!

1970 Blues

Белый как снег

Продолжаются

Медленное отступленье, подсчет потерь,

Бегство, искалеченные годы.

На пути всегда что-то стояло,

Что-то было не так,

Чего-то всегда не хватало.

Продолжается

Медленное отступленье.

Копятся годы, а покоя по-прежнему нет.

Волосок вырывая,

Ты видишь: он белый как снег.

Медленное отступленье – и смолкли фанфары,

И пятишься ты все дальше,

Сомневайся теперь – учинил ты хорошую драчку?

Или все это было

Лишь глупой шуткой?

Смею надеяться – нет…

Продолжается