Вспомнить, нельзя забыть - [22]

Шрифт
Интервал

Но не измерил Тихий океан…
Ты звезды в синем небе не считал,
Не плакал возле
Неприступных скал…
Ты не пойдешь со мною за мечтой?
Искать со мной чудесное «ничто»?
Безликое, безмолвное оно, —
Найти его
И мне не суждено.
Ни в этом и ни в будущем году
Его я не пойму и не найду.
Но слышу, как оно в душе поет:
«Иди вперед!»
«Рубеж». 1929. № 44

ГОРЯЩАЯ МОЛОДОСТЬ…

Чья-то молодость задорная, смеясь,
Шла с востока в блеске утренней зари.
Поскользнулась… и упала… прямо в грязь…
Встань скорее! Никому не говори!
Чья-то молодость тускнела в будний час…
Говорят, что жемчуг может умереть?
Говорят, что могут слезы грустных глаз
На ресницах бриллиантами гореть?
Говорят… ах, очень много говорят!
Ты же лучше, как убитая, молчи…
Только в сердце незакатно пусть горят
Потаенные любовные лучи.
Поскользнулась, и упала… ну, так что ж?
В сердце жалобно звенит-поет хрусталь.
В этом мире во спасение и ложь,
В этом мире никому тебя не жаль…
А, поэтому, сама себя жалей,
Будь сама себе понятна и близка,
Справедливость не ищи у королей,
Справедливость на земле нельзя искать.
Поскользнулась и упала… но молчи!
Твоя жалоба в пустыне прозвенит.
Береги в душе любовные лучи,
Путь на запад… скоро молодость сгорит…
«Рубеж». 1929. № 21

ГОСУДАРЫНЯ-ТОСКА

Услышат ли Урал, Эльбрус и Альпы,
О, горы гордые, как горем я горю…
Дарил Тоске я вражеские скальпы
И ей же песни злые подарю…
На дне души моей — жемчужный остров
И скалы алые коралловых стихов.
И вздох, как стон, мучительный и острый,
И взгляд, который говорит без слов…
Идет Тоска по лунным коридорам,
Без слез позорных взор ее — гроза!
Ее одежды из бесцветного простора
И из бесцветного стекла ее глаза…
Хочу за ней! Ищу ее дорогу,
У края борозды земной звезды следы.
Но надо пережить сначала очень много,
Чтобы попасть в тоскливые ряды.
Умеющий любить, умеет ненавидеть, —
Кто горя много видел на веку,
Тот, рано или поздно, но увидит
Ее Величество — Смертельную Тоску!
А я давно ее рукой отмечен, —
Тоскливой армии печальный рядовой,
Я в горы гордые иду грозе навстречу,
За скалы алые рискую головой!
«Рубеж». 1929. № 25

ГОЛОВА ЗАБУБЕННАЯ

Пусть безумен мой скорый бег,
За крылатой мечтой бегу!
Я ищу прошлогодний снег
И следы твои на снегу…
Замолчавший вечерний звон
Услыхать бы в ночной тиши,
Позабытый бы вспомнить сон
И запрятать на дно души.
И уйти бы в зеленый сад,
И в букет темно-красных роз
Уронить невзначай, подряд
Семь тяжелых жемчужных слез.
Эх! Пораздвину народ плечом,
Удержу потаенный вздох…
Разговор людской нипочем!
Все равно, что в стенку горох!
Сам себе скажу: ты не плачь,
Ты не вой над своей судьбой:
Ты над бездной злых неудач
Поиграй шальной головой
Рисковать тебе
Не впервой
Забубенной твоей
Головой!
Сквозь огонь пройду — закалюсь.
По воде плыву — доплыву.
Медных труб совсем не боюсь.
Никого к себе не зову.
Из раскрытых губ
Словно вздох:
И от медных труб
Не оглох…
Ослабев, поклонюсь ножу:
Выручай, полосни, родной!
И с насмешкой судьбе скажу:
Подавись напоследок мной!
«Рубеж». 1929. № 27

МУЗЫКА ВЕЧНОСТИ

Тропинкою болотистой и вязкой
Иду вперед, покорный вещим снам.
Я людям отдаю слова, улыбку, ласку,
Но музыку души я не отдам!
С морского дна жемчужные сонаты,
И звездный марш невидимых планет,
И все, что взято от земли когда-то,
Поглубже спрячь, непризнанный поэт…
Во мне душа борца и звездочета!
А в жилах кровь — венгерское вино!
И где-то даже есть родная кто-то…
Но встретиться мне с ней не суждено…
Не знаю, кто высокой светлой властью
Мне повелел быть схимником в миру?
Ждет чудище с отверстой жадной пастью,
Но окаянной смертью не умру!
Моцарт отравлен…Но в певучих звуках
Его душа и в наши дни живет!
Поймет ли кто мой бунт, восторг и муку —
В весеннем грохоте душевный ледоход?
Кисть Верещагина была, как меч разящий!
И в сердце Бальмонта шуршали камыши…
А я свой взгляд печальный и грозящий
Переложу на музыку души…
И буду петь о лунной королеве,
О принце солнечном в лиловых облаках,
И о бровях, сведенных в хмуром гневе,
И о мечте, пронзающей века!
Ведут вперед запутанные тропы…
Рубины дней в моей тоске горят!
И, может быть, услышит вся Европа, —
О чем вздыхает ночью азиат!
«Рубеж». 1929. № 6. с. 1

НЕВЕСТА НА ЛУНЕ

Есть на свете страны без названий?
Есть на свете люди без имен?..
Я рожден с мечтою о нирване
И — на пытку жизни осужден.
Без названья стран на свете нету.
Люди все имеют имена
И напрасно грустному поэту
Песенная пагуба дана.
По утрам, когда струями дыма
Трубы шлют приветы небесам,
Всем чужой и всеми нелюбимый
Я бываю злобен по утрам…
Утром я ищу на карте остров,
Где-нибудь подальше, в стороне.
Утром верю, у меня есть сестры
И невеста… где-то, — на луне.
Днем, когда все заняты делами,
Я люблю в бездельный тихий час
Помечтать о белокурой даме,
О которой грех мечтать сейчас.
Я привык с друзьями вечно спорить,
Непонятен я моим друзьям.
Только тем, кто в сердце носит горе, —
Песню и любовь мою отдам,
Слушает внимательно собака
Перепевы звончатой мечты.
Ей сознаюсь: не умею плакать
И боюсь смертельно темноты.
Ей бросаю королевским жестом
Искреннюю песенку мою:
На луне живет моя невеста,
Потому я ночью и пою…
………………………………………………………………………..
Кружево фантазии, бледнея,
Расплету сейчас, за нитью нить:
Выдумал невесту на луне я,
Чтобы здесь не скучно было жить!
«Рубеж». 1929. № 49

Рекомендуем почитать
Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.