Всеволод Сергеевич Семенцов и российская индология - [124]
Лишь грех, о Джанардана, приобретаем мы, поразив этих насильников.
37. А потому мы не смеем убивать сынов Дхриташатры с [прочими] родичами;
разве мы сможем радоваться, родных убив, о убийца Мадху?
38-39. Если даже эти не видят — они, чей ум поражен алчностью, —
зла, приходящего от истребления рода, и преступления в предательстве друга,
то как же мы не поймем, что должно от этого греха отвратиться?
Ведь мы различаем зло, происходящее от истребления рода.
40. При истреблении [мужчин] рода гибнут вечные родовые законы;
когда погиб закон — род весь одолевается беззаконием.
41. Когда одолевает беззаконие, Кришна, развращаются женщины рода;
если же женщины развращены — о Вришниец! — возникает смещение варн.
42. Варн смешенье — к аду [приводит] и губителей рода, и сам род;
ибо падают их [ушедшие] предки, лишенные приношений воды и жертвенных клецек.
43. Рода убийц злодеянья эти, виновников смешения варн
законы каст губят, а также вечные законы рода.
44. Лишившись своих родовых законов, о Джанардана,
в аду непременно поселяются люди — так слышали мы от предков.
45. О горе! Великий грех совершить замыслили мы,
Ибо собрались убить своих родных из-за жадности к царству и усладам.
46. Если даже меня, безоружного, не оказывающего сопротивления,
убьют в битве, с оружием в руках, сыны Дхритараштры, —
это будет для меня безопаснее.
47. Так промолвив, Арджуна среди битвы опустился на сиденье колесницы,
разбросав лук и стрелы. Ум его был поражен страданьем.
Глава II
Санджая сказал:
1. Ему, столь исполненному жалостью, с помутившимися, полными слез глазами,
скорбящему, — Убийца Мадху сказал такое слово:
2. Благой Господь сказал:
Что это за слабость в битве с тобой приключилась?
недостойна она ария, не ведет к небу, бесславит она [тебя], Арджуна.
3. Евнухом, Партха, не будь! Не это тебе подобает.
Жалкую слабость сердца отбросив, вставай [на битву], Врагов Губитель!
Так сидящего Партху словами «Откуда [= что это за] приключилась с тобой эта неуместная скорбь?» упрекнув, Благой Господь сказал: «Ее, эту скорбь, возникшую в битве, мудрому неприличную, противную миру высшему (или: „миру иному“), бесславную, крайне жалкую, порожденную слабосердечием, вполне отбросив, вставай на битву!» (1–3).
4. Арджуна сказал:
Стану ли Бхишму и Дрону, о Убийца Мадху, я в битве
стрелами поражать, почитанья достойных, о Врагов Убийца?
5. Ибо, не убивая учителей досточестных,
лучше уж здесь, в этом мире, милостынью питаться,
убив же этих учителей, ищущих своей пользы,
я стал бы вкушать услады, окропленные [их] кровью.
И вновь Партха, смущенный жалостью, и любовью, и страхом [неразличения] должного и недолжного, Высшего Блага, указанного Господом, не ведая, говорит: «Как же я стану убивать Бхишму, Дрону и прочих учителей досточестных? Более того: убив их, сверх меры привязанных к усладам [царства], их же кровью окропив принадлежащие им блага, — как смогу я вкушать эти услады, восседая на троне того иль иного?» (4–5).
6. Что же из двух тяжелее — не знаем:
мы ль победим или если они победят нас;
те, убивая которых мы отвратимся от жизни,
они стоят перед нами, сыны Дхритараштры.
7. Жалостью злой все мое существо убито,
смутился мой ум [мыслью] о долге. Тебя вопрошаю:
Что будет [мне] благом? Скажи это определенно.
Твой ученик я! Спаси меня, к тебе припавшего!
«Итак [говорит Арджуна], сыновья Дхритараштры, начавшие эту войну, напав на твоих, [о Кришна, друзей и родичей], отвратившихся от действия, убьют их? Пусть. Для нас, распознающих должное и недолжное, лучше погибнуть от их руки, чем, убив их, получить беззаконную победу; так мне кажется». Проговорив это, весьма жалкий, он сел у ног Господа со словами: «Скажи мне — ученику твоему, под Твой покров прибегшему, — определенно, что есть для меня благо?» (6–7).
8. Ибо я не предвижу, что могло б успокоить
мою боль, иссушающую чувство.
Когда я достиг бы цветущего, прочного
царства на земле иль даже владычества над богами.
9. Санджая сказал:
Так сказав Хришикеше, Гудакеша, врагов губитель,
«Не буду сражаться!» — промолвил Говинде и погрузился в молчанье.
Итак, обратив свой взор на Партху, прибегнувшего к Его покрову вследствие желания познать дхарму (должное) и мнящего адхарму в битве, которая есть высшая дхарма для кшатриев, впавшего в безумие действием неуместно нахлынувших на него жалости и любви, Господь подумал: «Его ослепление не исчезнет без знания сущности Атмана, а также без знания о том, что война, лишенная привязанности к плоду, есть средство достижения Атмана»; [поэтому] Господь, Высший Пуруша, преподал духовное наставление (адхьятма-шастра). По этому сказано [ГИАС, 5]:
«Ради Партхи, припавшего [к Господу], смущенного мыслью о дхарме и адхарме
и неуместной любовью и жалостью, совершено преподание наставления».
10. [Тогда] ему, скорбящему среди обеих армий,
Хришикеша, словно слегка усмехнувшись, молвил такое слово:
Его, столь исполненного скорбью, чей признак — поведение истинной сущности тела и Атмана; говорящего же о дхарме, характеризуемой знанием Атмана, превосходящего тело; исполненного противоположных качеств; внезапно впавшего в нерешительность между двумя армиями, готовыми к сраженью, — этого Партху [таким] увидев, Высший Пуруша,
В книге впервые предпринята попытка представить историю индийской философии как историю творческих философских индивидуальностей. Опираясь преимущественно на памятники палийского канона буддистов и канонические тексты джайнов, автор реконструирует философские биографии и учения более двадцати основных персонажей реальной истории индийской мысли шраманской эпохи — эпохи первой переоценки всех ценностей и первой интеллектуальной революции Индии, датируемой VI–V вв. до н. э. Персоналия шраманской эпохи завершается философской биографией Будды, в котором автор видит своего рода итоговую фигуру первого периода всей индийской философии.
Книга посвящена восточно-западным философским штудиям Ф.И. Щербатского (1866–1942) на фоне достижений европейской сравнительной философии к началу XX в. Работы Щербатского исследуются в строго хронологическом порядке: от первой статьи «Логика в древней Индии» (1902) до последних комментариев к переводам буддийских текстов после опубликования «Буддийской логики» (1932). Среди основных компаративистских открытий Щербатского выделяются систематические параллели между буддийским идеализмом школы Дигнаги и критицизмом Канта, а также аналогии между «философией потока» у буддистов и А.
Настоящий курс рассчитан на ознакомление студентов-гуманитариев с начальными основами теологического знания, преподавание которого является новой реальностью в системе российского высшего образования. Основное содержание курса составляют лекции, посвященные логическому и историческому значению «теологии», выяснению отличия теологии от религиоведения, философии религии и религиозной философии, сложению ее современной дисциплинарной структуры и ее составляющим в виде дисциплин пропедевтических (христианская апологетика, библейская и патрологическая текстология), системообразующих (догматическое, нравственное (теотетика), литургическое, каноническое богословие, герменевтика Св.
Основой издания послужил авторский курс лекций по истории индийской философии, который впервые был опубликован в 1997 году. Первая публикация давно стала библиографической редкостью и, чтобы удовлетворить спрос, предпринято новое переработанное и существенно дополненное издание. В состав книги вошел лекционный материал, учитывающий новые данные древнеиндийских источников, прежде всего Палийского канона, более чем вдвое увеличен объем переводов древнеиндийских текстов, ранее никогда не переводившихся на русский язык. Книга может быть рекомендована в качестве учебного пособия для студентов и аспирантов гуманитарных специальностей и для всех интересующихся восточной культурой и философией.
Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.
Монография представит авторское осмысление ряда параметров философской теологии как новой реальности в российском философском контексте. К ним относятся отличия светской рациональной теологии от традиционного церковного богословия, дифференциация различных типов дискурса в самой рациональной теологии, выявление интеркультурного измерения философской теологии, анализ современных классификаций обоснований существования Бога, теологический анализ новейшей атеистической аргументации и самого феномена атеизма, а также некоторые аспекты методологии библейской герменевтики.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.