Термин философская теология, казалось бы самым естественным образом маркирующий изначальные связи философии и теологии, восходящие уже едва ли не к первому философу в истории Ксенофану Колофонскому (VII–VI вв. до н. э.)[1], прокладывал себе путь неспешно и с большими перерывами. Прообраз его уже вполне обозначился к I в. до н. э., когда великий энциклопедист античного знания Марк Теренций Варрон, разделив общий род теологии (как «теории, дающей разъяснения о богах») на три вида, второй из которых, соответствовавший природно-психологическому истолкованию древних мифов, он прямо назвал его «имеющим употребление у философов»[2]. Прошло около полутора тысячелетий, и Фома Аквинский (XIII в.) обмолвился (в комментарии к трактату Боэция «О Троице») о том, что theologia philosophica есть наука, изучающая Бога средствами естественного разума (в противоположность другой, делающей это с опорой на Писание), но этот термин в указанном им значении был затем полностью вытеснен другим — theologia naturalis. В XVII в., среди множества учебников по метафизике в немецкой университетской философии было напечатано и сочинение лютеранского профессора Килиана Рудрауффа (из Гисена) под названием «Philosophia theologica» (1669), где метафизика позиционировалась приблизительно как «служанка теологии», но существование произведения с этим названием никто, до архивариусов «школьной философии» в XX в., не заметил[3]. Незамеченной осталась «философская теология» в качестве первого раздела в системе богословских дисциплин и Фридриха Шлейермахера (1811)[4]. Ссылаться стали только на трехтомник под названием «Философская теология» (1928–1930) английского теолога Фридерика Теннанта, но и его забыли бы, если бы этот термин не «раскрутили» четверть века спустя. Этим он был обязан («хитрость мирового разума»!) тогдашним начинавшим только «набирать обороты» атеистам Энтони Флю (ставшим под конец жизни философским теистом) и Аласдеру Макинтайру (ставшим лет через тридцать католиком), издавшим сборник статей «Новые эссе по философской теологии» (1955). Окончательно же термин и, главное, соответствующая система познаний, были востребованы лишь в 1990-2000-е, когда осуществился уже третий по счету отход «платонического» направления аналитической философии от стереотипов позитивизма[5]. Событиями вéховыми стали в первую очередь монография Ствена Коллинза «Христианская философская теология» (2006), во вторую (не только по хронологии, но и по значимости) — «Оксфордское руководство по философской теологии» Т. Флинта и М. Рея (2009)[6]. Но только совсем-совсем недавно аналитические теологи стали осмыслять место философской теологии среди других философских и теологических дисциплин[7]. Поскольку же философскую теологию разрабатывают философы, которые — как и подобает философам — имеют авторские видения не только своих проблем, но и самого своего предмета — обсуждаемый термин (который к тому же — в своем «резонансном значении» — продолжает оставаться относительно новым) наполняется не совсем идентичным содержанием у разных авторов.
В противоположность ему словосочетание дизайнерские фасеты имеет вполне точное и однозначное наполнение. Это — декоративные объемные стеклянные элементы (ромбы, квадраты, кружки и т. д. с внутренними изображениями), наносимые особым клеем на зеркальные, каменные и прочие поверхности. Строительная метафора, введенная в название этой книги, акцентирует тот момент, что автор пока еще не ставит перед собой задачу строительства целостной системы философской теологии, но уже вводит отдельные элементы, которые можно было бы закрепить на будущей общей поверхности. Для этого есть и культурно-исторические основания. Философская теология, ставшая за очень сжатые сроки (см. выше) одним из самых продвинутых брендов аналитической традиции (часто выступающим под титулами «философии религии» и «христианской философии»), в России — почти совершенный новичок. «Почти» потому, что некоторые дисциплины, читавшиеся в дореволюционных духовных академиях, такие, например, как «умозрительное богословие» или «основное богословие» (калька с католической «фундаментальной теологии») имели реальные точки пересечения с ней — в первом случае как непосредственные курсы по рациональной теологии (пусть и очень недолговечные), во втором — как содержавшие рационально-теологические введения к христианской апологетике[8]. Однако отличия этих курсов от аналитической теологии, в рамках которой философская теология и развивается, также весьма значительны: эти рационально-теологические элементы у нас были глубоко внедрены в церковно-богословское учительство (тогда как философская теология — дисциплина совершенно светская[9]) и в значительно меньшей степени выражали исследовательские интенции, тогда как философская теология, именно вследствие своего философского этоса — дисциплина критически-рефлективная.
Несмотря на то, что представленные в этой книге опыты авторского обсуждения предложенных в ней тем осуществляются преимущественно в русле аналитической теологии, они к ней не сводятся. Прежде всего потому, что в ней гораздо большее место, чем в англо-американской традиции, уделяется методологическим вопросам, к которым последняя в целом мало склонна (о том, что в связи с философской теологией к ним обратились совсем недавно — см. выше). Но также и потому, что я считаю доменом философской теологии метатеоретические размышления и о библейской герменевтике, которые в аналитической теологии не тематизируются, в отличие прежде всего от христианской догматики, которую я, в свою очередь, считаю не совсем адекватным объектом работы для философа-теиста
