Всемирная история. Российская империя - [51]

Почему русским не удалось сделать с Украиной того, что французы сделали с Лангедоком или Провансом? Неудача ассимиляционных процессов в Украине объясняется комплексом причин. Часть из них применительно к России условно можно определить как «внешние», часть обусловлена особенностями украинского этноса и развитием украинского национального движения и самосознания. Но были и сугубо «внутренние» причины, ограничивавшие русский ассимиляционный потенциал.

Осложнявшие решение этой задачи «внешние» факторы в caмом общем виде можно определить так: в своем взаимодействии русские и украинцы никогда не были «один на один». После включения Правобережной Украины в состав империи социально (но не количественно) доминирующей группой здесь остались польские землевладельцы. Вплоть до второго польского восстания 1863 г. Петербург в своей политике в Украине придерживался преимущественно имперско-сословной логики (вспомним цитированного выше Каппелера), видя в польских помещиках прежде всего опору для контроля над украинским крестьянством и поддержания крепостнического порядка. Только после 1863 г. правительство в значительной мере, хотя и не полностью, перешло от традиционно имперских, надэтнических к националистическим принципам формирования и проведения своей политики. Однако даже в начале XX в., после всех конфискаций и других мер правительства, направленных на ослабление польского землевладения в Украине, половина земельных угодий оставалась здесь в руках поляков, что во многом было связано с неэффективностью и продажностью русской администрации.

Положение русской высокой культуры в Украине никогда не было монопольным, польская всегда выступала конкурентом и альтернативным образцом для подражаний. Значительная часть текстов раннего, романтического периода развития украинского национализма, в том числе произведения Шевченко и Костомарова, имели в качестве образцов сочинения польских романтиков.

Как пишет Миллер, к этим же «внешним» факторам можно отнести сознательные усилия поляков, а несколько позже и австрийских властей – то есть то, что в России XIX в. называлось польской и австрийской интригой. Во второй трети XIX в. польские политики, преимущественно из среды эмиграции, после первого восстания 1830–1831 гг., раньше самих украинцев сформулировали различные версии украинской идентичности[30].

Большинству этих концепций был свойственен антиимперский пафос, который нередко переплетался с антирусским настроем. Один из наиболее основательных украинских историков Иван Лысяк-Рудницкий посвятил биографические очерки трем идеологам польского украинофильства – Ипполиту (Владимиру) Терлецкому, Михалу Чайковскому и Францишеку Духиньскому. Вывод Рудницкого однозначен: «Поляки-украинофилы и украинцы польского происхождения (граница между этими двумя категориями была очень зыбкой) внесли существенный вклад в создание новой Украины… Их влияние помогло украинскому возрождению преодолеть уровень аполитичного культурного регионализма и усилило его антироссийскую боевитость».

Уже то обстоятельство, что не вся территория проживания украинского этноса входила в состав Российской империи, создавало серьезные трудности для политики русификации украинцев. Более либеральный режим Габсбургов открывал нереальные для России возможности образовательной и публикаторской деятельности на украинском языке. Во второй половине XIX в. Галицию не случайно называли украинским Пьемонтом. Именно там переход украинской политической мысли к идее независимости произошел на рубеже веков, то есть на два десятилетия раньше, чем в подроссийской части Украины. Изданная здесь литература на украинском языке различными способами переправлялась в Российскую империю.

Цитируемый Миллером Джон-Пол Химка, один из известных специалистов по истории Галиции, вообще считает, что если бы Россия получила Восточную Галицию после Венского конгресса в 1815 г. или даже оккупировала ее в 1878 г. в ходе Балканского кризиса, то «украинская игра была бы закончена не только в Галиции, но и в надднепрянской Украине».

Среди затруднявших ассимиляцию особенностей украинского этноса прежде всего следует выделить демографический и социальный факторы. Первый из них подробно проанализировал британский историк Дэвид Сондерс, отметивший большую численность украинского этноса и его более высокую рождаемость по сравнению с русским. Продолжительность жизни в Украине также была в течение последних двух веков выше, чем в России. (Это, кстати, по А. Миллеру, еще одно свидетельство непригодности колониальной модели, по крайней мере в ее чистом виде, для описания русско-украинских отношений[31].)

Безусловно, русификацию затрудняли и этнические различия, историческая память об автономии и националистическое движение. Однако по своему уровню и масштабу эти факторы не выходят за пределы «общеевропейской нормы» для подобных ситуаций. Барьер этнокультурных различий не был особенно высок. Примеров русификации украинского селянина достаточно. Русские, со своей стороны, никогда не отказывались от ассимиляции украинцев ни на официальном, ни на бытовом уровне.