Всемирная история. Российская империя - [26]

Литва поначалу оценивается положительно как «балтославянское государство», предложившее русским князьям «альтернативу сопротивления, а не подчинения ордынским “царям”». Вскоре авторы компенсируют не существовавшую «Залесскую Русь» действительно фигурировавшей в источниках (например, в «Задонщине») «Залесской Ордой» (с. 59). В очередном пункте о культуре (XIV–XV вв.) мы на с. 86 опять встречаем «народности»:

«Существование в новых политических границах и социокультурных пространствах привело к распаду прежней общности и началу образования новых – русской (великорусской), украинской (малороссийской) и белорусской – народностей. Для их культур характерно осознание общности и генетической близости. Вместе с тем каждая из них обретает свои качественные черты, в которых ощутимы этнические особенности и специфические условия их исторического развития».

Похоже, авторам было бы действительно проще говорить именно о некой абстрактной «общности», а не о конкретной «народности». Чувствуется, что термин «народность» здесь действительно от лукавого, но изложено все не в пример корректнее, чем у А. Н. Сахарова. В остальном оба текста роднит отсутствие национального вопроса в Российской империи, отсутствие польских восстаний и национальной политики. Ну, и опять практически отсутствуют нерусские народы. Правда, кавказские горцы – не такие мерзавцы, как у А. Н. Сахарова, и Кавказ покоряется Россией более жестоко.

Обратимся к учебнику[21], один из авторов которого, И. Н. Данилевский (как и А. Н. Сахаров), является известным ученым – специалистом по Древней Руси. Вполне здравый и вдумчивый текст, сочетающий внимательный анализ политических, социальных и культурных процессов в «Руси и России».

Авторы, в отличие от А. Н. Сахарова, вполне научно, без излишней апологетики пишут о формировании индоевропейцев и вычленении из них балтославян, а затем и славян. Авторы не преминули дать (в отличие от других нами поминаемых) определение того, чем является «народ (или этнос)» (с. 9). «Замечаются» ими и соседи (не «враги») славян – балты, финно-угры и тюрки, хотя информация о них весьма краткая. На карте «Образование древнерусского государства» (с. 15) соседи выделяются цветом по языковой принадлежности (угро-финны, летто-литовцы) и хозяйствованию (степные кочевые племена). Карты в этом учебнике не являются копией советских учебных карт и информативнее последних. Варяги оцениваются нейтрально; авторы указывают, что существуют разные точки зрения на их происхождение. Тенденции к раздробленности Руси справедливо усматриваются с Х в., а ХІ в. заканчивается установлением династического правления отдельных ветвей потомков Ярославичей в отдельных землях-волостях. В параграфе о культуре Древней Руси говорится, что «при переводе священных текстов формировался литературный язык славян – церковно- или старославянский, положивший начало древнерусскому литературному языку» (с. 29). Правда, не указывается, что он в своей основе был староболгарским, а на каких языках (диалектах) говорило население, не входящее в число грамотных «священников и монахов (около 2 % взрослого населения)», не упоминается. Затем в более современной трактовке появляется древнерусская народность (с. 32):

«Традиционно считалось, что в древнейший период (до XII в.) на территории Древнерусского государства сформировалась единая древнерусская народность. Основой этнического образования были якобы единый язык восточных славян, а также общая территория проживания, единая экономика и общая традиционная культура. Впоследствии данная народность распалась, что привело к зарождению современных восточнославянских народов: русского, украинского и белорусского. Это произошло в эпоху раздробленности русских земель, когда отдельные княжества и области оказались разделены политическими, экономическими и культурными барьерами. Однако современные антропология, этнология, лингвистика, археология, нумизматика и метрология свидетельствуют, что такие барьеры появились задолго довозникновения Древнерусского государства, а между отдельными группамивосточных славян издавна наблюдались существенные различия. (Выделение мое – К. Г.) Лишь позднее, по мере христианизации русских земель, начался процесс формирования единой древнерусской культуры и единой древнерусской народности. Основой его явилось не столько общее происхождение населения указанных земель (как вы помните, здесь жили не только восточные славяне, но также угро-финские, балтские, тюркоязычные и другие народы), сколько единый литературный язык, единая вера, единая система духовных ценностей. Другими словами, появление на исторической арене древнерусской народности было бы невозможным без той культуры, которая сформировалась в первые столетия существования государственности у восточных славян».

После справедливого замечания, что традиционное российско-советское начало древнерусской народности, приходящееся на IХ – ХІ вв., не соответствует действительности, начинаются некоторые странности. Убедившись, что «с рубежа ХІ—ХІІ вв. Русская земля как нераздельное целое, находящееся в общем держании князей-родственников, перестала быть политической реальностью», мы выясняем, что «тем не менее этническое и культурное единство территорий, входящих в состав Древнерусского государства, сохранилось». Это что же получается? Если «в древнейший период (до ХІІ в.)» единая древнерусская народность не сформировалась (как можно понять из вышеприведенной длинной цитаты), то какое же «этническое единство» унаследовали земли-волости «с рубежа ХІ—ХІІ вв.»? Или формирование древнерусской народности происходит уже после того, как «Русская земля как нераздельное целое… перестала быть политической реальностью»? Ведь на той же с. 35 указано: «На обломках Киевской Руси возникли довольно крупные самостоятельные государства. Каждое из них вполне сопоставимо по своим формам и размерам с западноевропейскими раннефеодальными государствами». Как в таких условиях может формироваться «единая древнерусская народность»? Несколько парадоксальная получается ситуация, или же авторам, дающим в одном месте свое понимание понятия «народ (или этнос)», не совсем ясно, что же они подразумевают под «народностью». Определения же последней почему-то в тексте учебника нет, поэтому сложно уяснить, когда же и почему она формируется и почему позже, а не раньше, как «традиционно считалось». Опять вопрос о древнерусской народности лишь запутывает ситуацию: и сказать о ней вроде бы необходимо, но объяснить, что ж это такое, все равно никто не способен. Такое впечатление, что российским авторам было бы легче об этой самой народности не писать, ибо слишком много вопросов возникает. Легче писать ничтоже сумняшеся вообще о Руси как об истории России (в жанре А. Сахарова) и не поднимать сомнительных тем.