Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний - [107]

Миссия Магона, подробно описанная Титом Ливием (Liv. XXIII, 11, 7—13, 8), стала одновременно свидетельством высочайшего триумфа и вместе с тем крупной неудачей Ганнибала. С одной стороны, отчет о великих победах в Италии вызвал всеобщее ликование. Карфагенский совет приветствовал Магона, докладывавшего о том, что за время кампании Ганнибал сразился с шестью консульскими армиями, в результате чего четыре римских консула погибли, два бежали с поля боя, причем один из них был ранен, а диктатор, которого римляне считают великим военачальником, приобрел эту славу лишь потому, что не решился вступить в решающее сражение. За все время Рим потерял более 200 тыс. воинов убитыми и более 50 тыс. захваченными в плен. Чтобы усилить эффект от своих слов, Магон приказал высыпать перед собранием золотые сенаторские и всаднические кольца, общий объем которых, по свидетельству некоторых источников, составил после измерения три с половиной модия – около 30,5 литров. На волне всеобщего восторга было принято решение оказать Ганнибалу помощь, отправив ему 4 тыс. нумидийских всадников и 40 боевых слонов, а специальный правительственный агент должен был в Испании навербовать еще 20 тыс. наемных пехотинцев и 4 тыс. кавалеристов. С другой стороны, лидер противников Ганнибала в карфагенском совете Ганнон едко заметил, что победы в Италии в сущности бесплодны, поскольку Рим все еще не капитулировал, а большинство союзников остались верны Вечному городу. Более того, будучи победителем, Ганнибал просит прислать ему воинов, продовольствия и денег, словно он не захватил никаких трофеев и проигрывает войну. «Война в том же положении, как и в тот день, когда Ганнибал вступил в Италию», – подытожил Ганнон. В этих словах заключалась горькая для карфагенского полководца истина: выиграв одну за другой несколько битв, он оставался столь же далеким от победы над римлянами, как и в самом начале италийской кампании. Более того, даже приняв решение об отправке подкреплений в Италию, карфагеняне не уделили этому должного внимания (Liv. XXIII, 14, 1), вследствие чего Ганнибалу приходилось и далее рассчитывать лишь на собственные, уже иссякающие силы.

После заключения союза с Капуей Ганнибал двинул свои войска на юго-восток, к городу Нола, рассчитывая на добровольный переход горожан на сторону пунийцев (Liv. XXIII, 14). Основания для этого были, поскольку в Ноле разгоралась внутриполитическая борьба между аристократической и демократической группировками, в которой плебс настаивал на заключении договора с карфагенянами. Притворно согласившись с этим требованием, сенаторы тайно направили посланцев в Казилин, куда к этому времени уже прибыл претор Марк Клавдий Марцелл, сменивший консула Теренция Варрона на посту командующего армией. Получив известие о планах Ганнибала, Марцелл повел войско к Ноле. Встав лагерем в горах неподалеку от города, претор получил возможность не только защитить Нолу, но и контролировать действия пунийцев в Кампании. Узнав о появлении римских войск и не желая пока ввязываться в сражение, Ганнибал изменил свой план и направился к Неаполю. Пунийский военачальник крайне нуждался в выходе к морю для налаживания стабильной связи с Карфагеном, однако и в этот раз его постигла неудача. Неаполитанцы уже успели получить военную помощь от Рима, в городе обосновался римский гарнизон во главе с префектом Марком Юнием Силланом, настроенный стойко обороняться (Liv. XXIII, 14, 10–13; 15, 1–2). Убедившись в бесперспективности как штурма, так и осады Неаполя, Ганнибал в очередной раз был вынужден отказаться от задуманного и повел войско к располагавшемуся к югу от Нолы местечку Нуцерия. Взяв этот город в жесткую осаду, пунийский военачальник добился капитуляции. Согласно ее условиям горожане получили право сохранить свободу, однако должны были уйти из Нуцерии безоружными и взяв из имущества одну лишь одежду. Ганнибал, правда, предлагал побежденным остаться и даже обещал вознаградить их в случае, если они вступят в ряды его войска, однако нуцерийцы предпочли изгнание предательству и переселились в другие города Кампании, прежде всего в Неаполь и Нолу. Нуцерия была разграблена и сожжена (Liv. XXIII, 15, 1–6).

Вслед за этим Ганнибал вновь направился к Ноле с явным намерением разгромить войско Марцелла и захватить на этот раз город. Римский военачальник укрепился в городе, не решаясь на генеральное сражение и ограничиваясь незначительными стычками. Положение, в котором оказался претор, было крайне сложным – с одной стороны, ему угрожала вражеская армия, с другой же назревал заговор среди городских плебеев, которые планировали, что в момент, когда римляне покинут городские стены, выйдя в поле для решающей битвы, ноланцы запрут ворота и разграбят римский обоз, после чего впустят в город пунийцев. Узнав о внутренней угрозе, Марцелл решился на крайние меры и навязал Ганнибалу сражение в неожиданных для карфагенского полководца условиях. Для этого римский претор выстроил свое войско внутри городских стен, заняв позиции напротив трех ворот, обращенных к пунийскому лагерю. В центре была построена тяжеловооруженная пехота и римские всадники, у боковых ворот военачальник разместил велитов и кавалерию союзников. Позиции позади боевого построения под усиленной охраной занял обоз. Запретив жителям приближаться к крепостным стенам и сняв с них всю стражу, Марцелл добился видимости беззащитности Нолы перед вражеским штурмом. Когда же Ганнибал, полагая, что в городе царит неразбериха из-за внутреннего мятежа, повел отряды на приступ, Марк Клавдий отдал приказ распахнуть ворота и нанести контрудар по врагу. Маневр был столь неожиданным, что ошеломленные карфагеняне были отброшены от города, не попытавшись даже завязать серьезное сражение (Liv. XXIII, 16, 1—17).