Все случилось летом - [156]

Очень хотелось повидаться с Паулисом. После совещания обошел все места, где его можно было предположительно встретить, — ресторан, кафе… Нет. В гостинице сказали, что Равинь забронировал номер, даже уплатил вперед, но недавно зашел и отказался. Должно быть, укатил домой. А дом его, иначе говоря, колхоз — километрах в тридцати от районного центра. Не было времени съездить к нему в гости, к тому же я сомневался, что после стольких лет Равинь сохранил ко мне какой-то интерес. Что делать, значит, не судьба! И я вернулся в Ригу.

Все же мы встретились и встретились… сегодня, в этот осенний день и при не совсем обычных обстоятельствах. У моего сослуживца умер отец. Похороны всегда событие печальное, даже если усопший дожил до почтенных седин, как это было на сей раз. В такой момент невольно поддаешься элегическим настроениям, думаешь о неотвратимости смерти, о том, как короток все-таки век человеческий. И будь ты трижды праведником, раньше или позже костлявая карга постучится и уведет тебя с собой… На поминки я не пошел, решил немного погрустить на кладбище, где покоится уж немало знакомых. Да, начинает редеть и мое поколение.

Был предвечерний час, близились сумерки. Небо обложено тучами, ветки кустов и деревьев слезятся каплями дождя, все вокруг вымокло, пропиталось влагой, все затаилось в настороженной тишине. Мое внимание привлекла небольшая похоронная процессия на другом конце кладбища. Я остановился, еще не понимая, что меня побудило к этому. Кто-то говорил надгробную речь. Бархатистый баритон, превосходная дикция, обилие интонаций… Вгляделся… Ба! Быть не может! И все же… Паулис Равинь, он самый!

Чего-чего, а этого никак не ждал. Паулис Равинь — похоронный оратор… Есть такая профессия — весьма почетная и нужная: ведь просто так не закопаешь человека в землю, человека надо проводить человеческими словами, и хорошо, что есть люди, которые умеют все подобающе сказать, и не беда, что говорят они за деньги, по долгу службы. Однако это превращение с другом моей юности, которого, мне казалось, я знал как облупленного! А впрочем… в сущности, мало мы знаем друг друга. Цивилизация многое пригладила в людях, мы одинаково улыбаемся, одинаково произносим «пожалуйста» и «спасибо», «простите» и «извините», «здравствуйте» и «до свидания». Иной раз возникает странное желание увидеть хотя бы одного… чем-то отличного, пусть даже глупого. А Паулис?.. Поди догадайся, каков он в самом деле. Мы росли и мужали в суровое время, я — был свидетелем отчаянных попыток Паулиса выбраться из бурного потока, вскарабкаться на льдину. Раз ты живешь и существуешь, тебе нужно место под солнцем. Вопрос только в том: где оно, это место под солнцем, и как им завладеть, как вскарабкаться на льдину. В ту пору Паулис думал, что так…

А теперь?

Всяк сверчок знай свой шесток. Рожденный ползать летать не может… Прекрасно, не правда ли? Эти истины нас повергали в дрожь, когда мы в юные годы читали о трудной жизни Клайда Грифитса, его попытках пробиться наверх, в высшее общество. Американская трагедия… Я тут недавно посмотрел фильм Рижской киностудии, «Танец мотылька» называется. И там такая же история, молодой человек тоскует по огням большого города, мечтает о сладкой жизни — чтоб была своя машина, чтоб звенели бокалы, и вообще — чтоб кругом красивые женщины, слава, овации… И когда встал вопрос о том, как вскарабкаться к той распрекрасной жизни, парень решил, что все средства хороши, годится и предательство. Но под конец с головокружительной высоты герой низвергается на свое законное место. Говоря по-простому, голой задницей плюхнулся на раскаленную сковородку. А мораль все та же: всяк сверчок знай свой шесток… Боже правый, до чего знакомая песенка! Настанет ли день, когда она выйдет из моды?

Вот какие мысли всколыхнуло во мне удивительное превращение Паулиса, и они, эти мысли, без всякой видимой причины порхали вокруг и растворялись, подобно блуждающим болотным огонькам. По правде сказать, это были даже не мысли, просто ощущения, и только теперь я пытаюсь облечь их в форму мыслей, иначе ничего не понять. А Паулис тем временем продолжает разглагольствовать о том, что есть человек в этом мире, откуда он пришел, куда уходит и в чем смысл его существования. Нет-нет, да и заглянет в записную книжку, выуживая основные даты жизни покойного. С удивлением отметил, как умело в надгробном слове использован фольклор. Кто не знает печальной народной песни «Закатилось красно солнышко…» В трактовке. Паулиса эта песня обретала широчайшее обобщение — извечная борьба мрака и света, извечное возрождение жизни…

Я подошел совсем близко к группе провожающих и вдруг чувствую, Паулис заметил меня, узнал. Теперь он смотрел на меня и все, что ему следовало сказать, говорил, обращаясь ко мне. Знаю, есть такой ораторский прием: в переполненном зале выбрать человека и затем разговаривать как бы с ним одним. Кивком головы дал знать, что буду ждать его у ворот кладбища. И Паулис, в свою очередь, едва заметно кивнул мне — намек, мол, понял.

Справа могилы, слева могилы… То ли это самое обычное проявление любви человеческой, глубоко укоренившаяся традиция в народе не забывать отошедших в вечность, но повсюду, куда ни бросишь взор, все старательно ухожено, убрано. С деревьев неспешно облетали листья, уцелевшие после первых заморозков, на голых черных ветвях сверкали крупные капли. Временами они срывались, падали на дорожки, и тихие эти шлепки провожали меня до самых ворот кладбища. Печальное место… Ни у кого из тех, кто лежит там, нет будущего, только прошлое. Деревья без тени… Деревья, застывшие в ночной тишине. Ну да, они умерли, их больше нет.