Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [67]

Крупнейший прозаик Серебряного века М. Арцыбашев призывал беспощадно истреблять всех, кто хотя бы косвенно причастен к торжеству большевизма, в том числе и левую интеллигенцию типа М. Горького или поэтов-футуристов, что ужаснуло даже такого террористического патриарха, как Б. Савинков. А Д. Мережковский и З. Гиппиус, считавшиеся до революции, согласно картотеке департамента полиции, «террористами», почитали большевиков за «воинство Антихриста», уповали на некоего харизматического вождя, который беспощадно поразит сие исчадие ада, и готовы были признать таким новым «архангелом Михаилом»: Гитлера. Всех их объединяло как раз то, что с предельной и вульгаризированной откровенностью вскрыл на страницах своей «Философии убийства» уральский претендент в Наполеоны: готовность перешагнуть через человеческие и божеские законы во имя очищения человечества от зла (у каждого зло персонифицировано по-своему, и в этом — ядовитейшая фантасмагоричность всего происходящего, ибо злом они считали друг друга!).

И еще. Вне зависимости от цвета знамен, у всех идеологов «философии убийства» — высокие помыслы неизбежно на практике (прямо по Достоевскому) приобретали чудовищную, бредовую окраску. Как это было у красных, мы уже знаем, а вот несколько фактов с противоположной стороны баррикады. В 1921 и 1927 годах на стол руководителя Российского Общевойскового Союза А. Кутепова дважды ложился поразительный документ — план бактериологической войны против СССР. Автором был фантастический человек — Э. Опперпут, фанатичный белогвардеец и одновременно: чекист. Как Опперпут собирался отделить в этой войне коммунистов от остального населения страны, неясно. Главное, что Кутепов не только не дистанцировался от такого документа, хотя бы из нравственных соображений, но изучал его как практическую директиву. А в 1922–1933 годах некий С. Соколов в эмиграции создал «Братство русской правды» и одиннадцать лет издавал журнал с таким же названием, где советовал жителям СССР заниматься «вредительством». Это слово перекочевало в сталинский лексикон именно от С. Соколова, «кидать в комсомольские танцульки всякую вонючую дрянь», «мазать г:ном красные памятники» и даже «стрелять из-за угла по коммунистам: из лука стрелами, отравленными тараканьей бурой». После смерти С. Соколова в 1936 году выяснилось, что у него был рак мозга. Но ужасает не то, что у конкретного журналиста «поехала крыша», а то, что членами этого «братства» были несколько великих и светлейших князей, что его поддерживали такие зубры эмиграции, как П. Краснов и Д. Хорват, начальник русского Харбина, что Соколова особо благословил глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний Храповицкий, известный черносотенец, что некролог по Соколову, написанный П. Красновым, был опубликован в чрезвычайно престижном эмигрантском журнале «Часовой», органе связи участников белого движения. Выходит, были согласны с шизофреническими планами Соколова?

Диагноз ясен. Налицо массовое и заразное политико-психологическое заболевание (Д. Зубарев), охватившее едва ли не всю Россию. И исповедь пермского цареубийцы — ярчайшее тому свидетельство. Как написала в том же 1918-м Зинаида Гиппиус:

Мы, умные, — безумцы; мы, гордые, — больны.

Растленной язвой чумной мы все заражены.

О праве наций на «самоопределение»

В ряду многочисленных проблем, так или иначе связанных с историей гражданской войны в России, есть одна — весьма сложная и болезненная. Тем более что и сейчас ее решение — одна из актуальных задач Российского государства. Это — проблема национальных движений в России. Для нас эта тема интересна вдвойне, так как в силу ряда причин Урал оказался в эпицентре развернувшейся трагедии национальных меньшинств.

Когда говорят о причинах кризиса, сокрушившего в начале XX века Российскую империю, обычно ищут не там, где надо, — в основном потому, что слепо следуют штампам из ленинских работ. На мой взгляд, традиционным ссылкам на «противоречие между трудом и капиталом» и на пресловутый аграрный вопрос придается неоправданно большое значение. Подробнее на объяснениях остановимся в следующих главах, но уже сейчас можно твердо констатировать — вышеупомянутые проблемы, несмотря на свою несомненную реальность, не были главными движущими силами кризиса. Российскую империю не в последнюю очередь нокаутировал национальный вопрос.

В связи с этим не могу не удержаться, чтобы не процитировать резковатое, но остроумное высказывание одного из наиболее авторитетных историков современности, Дж. Кэннона: «Царский режим погиб, по существу, от несварения желудка, не сумев переварить национальные меньшинства, которые он по неосторожности отправил в рот». Вот так…

Начиная уже, как минимум, с Петра I (а фактически гораздо раньше) Российское государство структурировалось именно как империя, по принципу «наша власть есть господство над народами». Так в свое время, кстати, гордо заявляли гунны.

Причем, если в период XIV–XVII веков русские, будем говорить, сожительствовали с аборигенами Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, занимая разные «экологические ниши» (в биологии это определяется как симбиоз), то начиная с походов Ивана Грозного на Казань и Астрахань и особенно с петровских войн на первый план выходит такой прием: прямая военная экспансия с последующей аннексией.