Всё есть - [23]

[По дороге встретили незнакомого деда. «В костеле никого, а на кладбище не протолкнешься», — сказал он, улыбаясь.

Старушка стояла на табурете и красным очень толстым фломастером чертила что-то на стене. Остановился как вкопанный посреди комнаты. В окружении панорамы гор. Вершины, перевалы, расселины, колодцы, ущелья, обрывы, крутые тропы, пики.]

— Стена Агаты. Обозначаю траверс. Я ее одолею. Говорила со спасателями. Они помогут. Снаряжение, страховка. Мастерят специальную обвязку. И Дед согласился. Тоже будет страховать. А! Говорят, муж объявился. Старый, глупый. Зачем? Ну да ладно. Пригодится. На диске Лысой есть Агата. Говорит. Я слышала. Тыщу раз. Просит, чтобы я прошла. И я пройду. Когда в первый раз услышала, сразу перестало болеть. Сыпи как не бывало. Врачи не понимают. Я здорова. Лекарства выбросила. Как огурец. А это все Янек нарисовал. Красиво. Прямо на открытку. Правда?

— Когда?

— Пока я была в больнице.

— Нет. Когда отправляешься?

— В субботу. Прогноз хороший. Долгосрочный. Хотите чего-нибудь?

— Нет. Я уезжаю. Лысая тоже.

— Знаю. Албания. А ты?

— Институт. Два дня.

— По полной программе?

— Как всегда.

— Конец. Траверс готов.

[Соскочила с табурета. Сняла наушники и отложила дискмен на кровать. В темно-синем спортивном костюме и зеленых кедах.

Обратно шли другим путем. Попрощались перед второй калиткой.]

— Пришлешь весточку?

— Перед возвращением.

— Осторожнее там.

— Есть! Поцелуй Пса.

[После ужина собрал рюкзак. Затянул ремни, застегнул молнии, защелкнул пряжки. Лег рано. Впереди два тяжелых дня. Наугад раскрыл всякую всячину.]

[…] Ехал в трамвае, в какой-то момент услышал возбужденные голоса, скрежет тормозов, хруст открывающихся дверей — оглянулся — в конце вагона на сиденье у окна увидел молодого мужчину с неестественно бледным лицом, он сидел, привалившись к стеклу, с бессильно опущенными руками, вытянутыми в проход ногами, закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, в вагон вбежал вагоновожатый — «звоните в скорую, инфаркт», — сказала женщина, через несколько минут послышался сигнал «скорой», врач и санитар вынесли мужчину на носилках, трамвай тронулся, он не знал, как закончилась эта история, вечером рассказал о случившемся по телефону, после долгого молчания она сказала: «береги себя», повесила трубку. […]

— Береги себя, — сказал Псу и погасил свет.

9. Гейпапарара

[Янек пришел в четыре. Обговорили то, что нужно было обговорить, поболтали за кофе, помолчали за сигаретой. Пес слушал.]

— Холодильник полный. Доешь луковый.

— С гренками?

— Да.

— Когда возврасцаесься?

— В четверг. Я говорил.

— Говорил. Я забыл. Утром?

— Утром. Что будешь делать?

— Цитать. Я говорил.

— Забыл. Ты говорил.

— Буду ходить с Псом на реку.

— Отлично. Он тебя любит.

— Я тозе его люблю. Цветы, поцта?

— Да. Я пошел.

— Сцастливо.

[На дороге услышал доносящийся со стороны города вибрирующий вой кареты скорой помощи. Бело-красно-синяя машина остановилась на краю поляны у ограды дома Лысой. Из нее вышли трое мужчин в оранжевой форме (врач, санитар и водитель, тоже санитар). Только тогда заметил лежащего под забором мужчину в черном костюме. Медики склонились над ним и дружно расхохотались. Быстро миновал группу и поднялся на автодорожный мост — все время слышал возбужденные голоса и взрывы смеха.

Стоял, опершись на барьер, в конце перрона. «Привет, куда едешь?» Посмотрел направо, откуда прозвучал голос. На параллельном путям тротуаре стоял мужчина с велосипедом. Незнакомый. «Куда едешь?» — повторил он вопрос. «В институт. Ошибка». «Это не ты? Это не ты! Sorry». «Ничего страшного». Зазвенели звонки. Мужчина вскочил на велосипед и быстро покатил по направлению к магазину.

«Здесь будет хорошо», — подумал, входя в купе. Через несколько минут задремал — во сне стоял, опершись на концертный рояль, за клавиатурой сидел седой пожилой мужчина в черной рубашке. Не играл, говорил: Я перестал концертировать в возрасте тридцати двух лет, посвятил себя записи музыки, отрешился от суеты, выбрал аскезу, чтобы беспрепятственно стремиться к совершенству, мечтаю, чтобы вместе со мной могли совершенствоваться и слушатели, я предвидел, что новый слушатель будет самостоятельно создавать идеальные по его представлениям трактовки, и поэтому сам компилирую свои записи… Из полусна его вырвал голос кондуктора, обидно — не услышал аккорда, который взял мужчина в черной рубашке. Стал прислушиваться к разговорам.]

— Зачем проволоку в нос? Шестьдесят лет назад вставляли свиньям, чтоб поменьше рыли…

[Говорил мужчина. У окна сидела девушка. С сережкой в носу. У нее везде было много сережек.]

— …продергивали такую проволоку через ноздри, и если слишком много рыла, ей было больно. Как сейчас помню, — закончил монолог.

[За окном березовая роща. Напротив двое средних лет.]

— Надрезал березы?

— Нет. А ты?

— Все подряд. Пил сок. Писал на березовой коре?

— Пробовал. Закладки. Березовая вода. Помнишь?

— Помню. В киосках. У парикмахеров. Очень популярная.

[Подсел старичок. Вернулся кондуктор.]

— Месячный?

— Я пенсионер, железнодорожник.

[И так далее. Через три без малого часа вышел в месте назначения. Выкурил сигарету прямо за дверью двухэтажного здания вокзала. Около очень длинной пепельницы. Желоб не меньше метра длиной. Закинул на спину рюкзак и зашагал по виадуку, вымощенному шаткими бетонными плитами, к хитрой лестнице. У администратора находящейся в нескольких сотнях метров гостиницы купил талон на завтрак. Вошел в зал со шведским столом, заказал официантке яичницу с грудинкой — остальное скомпоновал сам. (Предпочтение колбас сырам и апельсинового сока чаю.) Кофе выпил в кафе. Очень любил это кафе. Во-первых, хороший кофе, во-вторых — обслуживают очаровательные девушки. (Поразительно — каждый раз другие. За пять лет ни одна не попадалась дважды.) К столику подошла барышня. Молодая, красивая. «Простите, ваша фамилия Ольшевский?», «нет, у меня совсем другая фамилия», «извините». Отошла. Вышла. Наблюдал за ней через окно. Кружила по пассажу. Чуть погодя в кафе вошел мужчина. Лысый, седая борода, усы. Барышня за ним. Подошла. Заговорила. Он кивнул. Сели. Ольшевский. Вернулся в окрестности вокзала. Нехорошо. Ведь и так оттуда не уходил. Из-под виадука (тук-тук, пых, фрр) отъезжали городские и частные автобусы. На этот раз его ждал коричневый микроавтобус. Он был единственным пассажиром. Такая пора, такой день. Поставил рюкзак на сиденье рядом. «Всю жизнь хотел попасть в такое место, откуда не хотелось бы возвращаться», — подумал. Через сорок пять минут был у цели. Прошел через проходной двор. Заметил новую надпись: ФЕРМЕРУ ДОЖДЬ НЕ ПОМЕХА. Ратуша, фонтан, ресторанчики, магазины, банки, пивные садики, киоск, кондитерская, люди, дети, собаки. Замысловатый фонтан по своему обыкновению исполнял богатый набор хореографических этюдов. Сел под зонтом перед излюбленным рестораном. Заказал пиво. Через двадцать минут (видел часы на башне ратуши) поднимался по крутой лестнице на второй этаж углового дома в полусотне метров от рыночной площади. Постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь института. Гейпапарара.]