Все дьяволы здесь - [49]

Выйдя за дверь, он пошел быстрым размеренным шагом.

Ему не терпелось посмотреть на свою распечатку и на то, что он снял на телефон.

Впереди был вход в метро. Жан Ги спустился по эскалатору, прошел в помещение станции и остановился в ожидании поезда.

Войдя в вагон, он вытащил телефон, чтобы проверить, что же у него получилось.

Прежде чем включить телефон, он посмотрел налево и увидел скучающих пассажиров, читающих «Монд» или вперившихся в экраны своих смартфонов.

Потом бросил взгляд в другую сторону.

И увидел его. Охранника Луазеля. Того, который заходил к нему.

Этот человек смотрел на него. Даже не пытаясь скрыть свое присутствие, свой изучающий взгляд.

Было без двадцати три, когда Рейн-Мари снова вышла из химчистки.

Когда она в первый раз зашла в этот день в химчистку и оставила там свою пропахшую одежду, ей вежливо улыбались. Притворяясь, что не замечают убийственных запахов.

На этот раз никакого притворства не было.

– Вы работаете на парфюмерной фабрике, мадам Гамаш? – спросила молодая женщина, держа ее одежду двумя пальцами на вытянутых руках.

– Нет. Просто я опробовала духи.

– Через пожарный шланг?

Рейн-Мари рассмеялась и поспешила выйти из чистки.

На улице Архивов она повернула к дому Розлин и Даниеля. Потом передумала и пошла в противоположном направлении.

Было без двадцати три, когда Арман вошел в больницу Отель-Дьё.

Медсестра перекинулась с ним парой слов. Никаких изменений. И это, сказала она, хорошая новость. По крайней мере, месье Горовицу не стало хуже.

Обменявшись несколькими словами с охранником у дверей, Арман вошел в палату Стивена. Он поцеловал своего крестного в лоб. Потом подошел к изножью кровати и открыл бумажный пакет, приготовленный для него Рейн-Мари.

Откинув одеяло с ног Стивена, Арман брызнул увлажнителем себе на руки и принялся осторожно массировать ноги Стивена, рассказывая ему о событиях дня. О семье. О миссис Макгилликадди.

– А Жак из «Лютеции» передает: «Fluctuat nec mergitur». Я думаю, это означает: «Оплати свой счет в отеле, поц».

Арман подождал, словно рассчитывая на какую-то реакцию.

Он укрыл ноги Стивена, надел очки и, сев рядом с кроватью, принялся читать вслух о небывалом урожае винограда в Бордо и об атомных электростанциях, вводимых в строй по всему миру с целью отказаться от ископаемого топлива.

Потом он нашел сообщение информационного агентства Франс Пресс – историю о черепахе из Марселя, которая умела предсказывать победителей на скачках. Он стал читать ее вслух, чтобы досадить Стивену.

Но, прочитав несколько предложений, Гамаш замолчал. Он снял очки, взял своего крестного отца за холодную руку и стал ее согревать в своих ладонях.

Потом Арман закрыл глаза и прошептал:

– Радуйся, Мария, благодати полная! Радуйся, Мария, благодати полная!

Он повторял эти слова снова и снова. Он знал и остальную часть молитвы, но повторял только первую строку.

– Радуйся, Мария, благодати полная!

А потом уронил голову на руку Стивена и принялся шептать, повторяя раз за разом:

– Помоги мне, Господи, помоги мне.

Рейн-Мари тихо вошла в больничную палату и остановилась в полутьме, наблюдая.

Голова Армана лежала на руке Стивена. Его голос был приглушен простынями.

Но Рейн-Мари знала, что он делает.

«Ш-ш-ш, ш-ш-ш, – подумала она. – Шепчи, кто смеет. Арман Гамаш читает свою молитву».

Глава семнадцатая

В самом начале четвертого Ирена Фонтен и ее заместитель вошли в квартиру Даниеля и Розлин.

Дверь им открыл мужчина лет тридцати с небольшим. Бородатый, высокий, основательный. Это то, что было очевидно. Но Фонтен умела видеть и то, что другие могли упустить.

Его глаза, хотя и серьезные, были задумчивыми, даже теплыми. Вот человек, которого легко любить, подумала она. Которому легко доверять.

А это означало, что она немедленно прониклась недоверием к этому Даниелю Гамашу, невзирая на тот факт, что он приходился сыном старшему инспектору Гамашу.

Правда, комиссар Фонтен была далеко не уверена, что она доверяет отцу.

Войдя в гостиную, она увидела остальное семейство – все стояли лицом к ней. Большая комната казалась еще больше благодаря трем окнам от пола до потолка, выходившим на крыши с жестяной кровлей, мансарды, колпаки над дымовыми трубами.

Отсюда открывался вид на вечный Париж.

Перед началом разговора ее заместитель записал сведения обо всех, кто находился в комнате.

Рейн-Мари Гамаш работала старшим библиотекарем и архивариусом, пока не ушла в отставку.

Анни была адвокатом. Судебным адвокатом, получившим степень в Квебеке, но имеющим разрешение на работу во Франции. В настоящее время она находилась в отпуске по беременности.

Розлин работала в дизайнерской фирме, а Даниель – в банке.

Фонтен подумала, что он очень похож на отца. Если сбрить бороду, сходство будет удивительное. Может быть, по этой причине сын и отрастил бороду. Чтобы не видеть отца в зеркале, чтобы не разглядывать его в начале и конце каждого дня.

Когда их попросили назвать адреса проживания, Даниель заерзал на стуле и переглянулся с Розлин.

– Мы должны вам кое-что сказать, – сказал он, обращаясь ко всем присутствующим. – Мы здесь надолго не останемся. Мы переезжаем.

– Переезжаете? – спросила Рейн-Мари. – Домой?