Все, что было у нас - [25]

Из Вьетнама я вылетел шестого июня, дома был восьмого. И вдруг обнаружил, что стою в час или два ночи у базы ВВС «Окленд» в зелёной повседневной форме. И уже не в армии.

Жаль, не мог я пойти в казарму или в какое-нибудь подразделение подрывников — устроиться, расслабиться, поболтать с теми, кто меня бы выслушал и понял, а потом таким вот образом распрощаться с армией. Жаль, что вышло всё так резко, потому что я от этого реально охерел. Я ведь не просто оставлял позади жизнь, полную невзгод, я ведь ещё оставлял позади уклад той жизни, в соответствии с которым жил почти три года. И вдруг — раз! — и я уже в самолёте, в Чикаго лечу. Аэропорт О'Хэйр.

Я собирался взять в прокате машину и ехать домой. Я вспоминал, как летал на самолёте от Форта-Райли до О'Хэйр, когда навещал родителей. И тут я подумал: «А ведь это последний раз, когда снова приходится так лететь». Сплошное разочарование вышло. В аэропорту меня никто не встретил. Никто не знал, что я еду домой.

Я взял в прокате машину и поехал домой. А там никого не оказалось. И вот уселся я на ступеньку крыльца нашего дома, по сторонам гляжу. Погода была хорошая, тёплая. «Здорово-то как, — думаю. — Вот мой дом». Никогда не забуду эту картину — как сижу я себе на ступеньке, вокруг поля, а я просто сижу себе, насвистываю, по сторонам гляжу, слушаю, как жаворонки полевые поют, день такой яркий, солнечный. «Вот мой дом. Я дома».

Я стал вспоминать о том, как улетал из Вьетнама. Сержант Смит с сержантом Карлтоном довезли меня до фубайского аэропорта, и просто пожали руку со словами: «Пока, Смитти». Только что кончились мои два года с этими ребятами, но они ведь, ясное дело, лайферы.[43] Они ведь всё понимают. Попрощались, и всё. Я больше с ними ни разу не связывался, разве что один раз, три месяца спустя, письма получил. Есть у меня друзья, которых хочется иногда разыскать, узнать, как и все другие поживают, но я… Толку-то? Можно узнать такое, о чём бы лучше и не слышать.

10 июня я должен был приступить к учёбе. Мне было реально не по себе, когда я сидел в аудитории. Мне всё так же представлялось, что я слышу шум чопперов над головой. Меня часто видения посещали. Помню, как сидел и пялился в никуда. Глядел себе в окно. И ждал — не прилетит ли вертолёт и не увезёт ли. Мне часто такое представлялось — как будто меня должны вывезти оттуда по воздуху. «Сейчас меня вывезут». Собственно говоря, единственные звуки, которые меня сейчас пугают, даже после того как столько времени прошло — это хлопки. Громкие хлопки — когда похоже на взрыв. Терпеть не могу. И вертолёты — любой вертолёт, когда пролетает рядом, и лопасти у него под соответствующим углом. Каждый раз, как услышу — сразу же голову задираю. Особенно когда нахожусь в лесу, гуляю в парке со своей собакой. Мне просто мысли в голову приходят: «Эта штука в любой момент сядет. И я увижу синий дым, или зелёный дым или какой-нибудь другой, жёлтый, дым. Эта штука сейчас сядет и меня заберёт, увезёт отсюда. Неизвестно куда».

Я после того случая в вертолёте ни разу не был.

III ГОРЫ И ДОЛИНЫ

ОГНЕВАЯ БАЗА «БЭРТ»

Герб Мок

Командир стрелкового отделения

25-я пехотная дивизия

Даутьенг

Ноябрь 1967 г. ― ноябрь 1968 г.

В ночь на 30 января у меня выдалась просто фантастическая ночь: мы сидели в треке[44] и играли в кости, я выиграл шестьдесят пять баксов, а нас всё это время обстреливали из минометов. А я и ухом не вёл. Миномётный обстрел, всё в соответствии с боевым распорядком. А всё потому, что мне так попёрло, сплошь семерки выбрасывал. Я перелез в свой блиндаж, и тут они снова открыли огонь. Плотно, очень плотно стали бить. И тут я понял — что-то будет.

Они ведь как делали? — раздавали всем солдатам по мине и выстраивали их у минометов, и каждый, кто шел в бой, опускал свою мину в трубу и бежал в атаку, чтобы, когда добежит, все мины уже ударили, а он у тебя прямо на макушке. Мы потеряли один трек на дороге — подбили из РПГ, и другой трек на периметре подбили, из него же.

В общем, они на нас наступают, а Дон со всеми своими в блиндаже, вместе со мной. Лейтенант Келли залез в наш блиндаж, потому что других вроде бы и не осталось. По нам стреляли из леса, все пытались подбивать наши треки из РПГ. В общем, 2–2[45] осталось единственным отделением, державшим эту сторону периметра. А тут шла нейтральная полоса. «Дастер»[46] попробовал подтянуться, и, черт возьми, даже не добрался до периметра. Разорвало его к херам. Первому отделению пришлось покинуть свой блиндаж, потому что его заливало горячим металлом от развороченного трэка. Он плавился, один или два мужика, что в нём сидели, погибли от этого. В нем водитель был — так от него ничего потом не нашли. Металл затекал в их окоп, и им пришлось оттуда убраться. Как на литейном заводе или типа того, он просто тёк себе ручьем.

Вертолеты начали выгружать дополнительные боеприпасы. Реактивные самолеты бомбили лес. Противопехотные штуки бросали. Ударят и БААУЭМ! То есть, земля тряслась… бомбежка, блин, прямо нам по головам.

Противник все пробивался, применяя ранцевые заряды. У нас кончились патроны. Всё продолжалось где-то с полуночи до пяти утра. Часов пять дрались. Поэтому мне пришлось бежать от своего блиндажа через грёбанную эту нейтральную полосу до трека за патронами для 50-калибрового. К тому времени я два ствола успел спалить. Один спалил очередью патронов в тысячу, прикрывая Хильдебрана, чтобы он смог обратно добежать. Мне надо было перебежать нейтральную полосу, и тут я налетел на гуков с ранцевыми зарядами. Сбил их с ног так, что они прям на задницы и попадали. Они тащили взрывчатку, хотели орудия подорвать. Я залепил по ним ящиком с патронами. Взял и перебежал через них. Вообще-то, одного из тех, что я ударил, блин, я его даже не заметил. Мы вроде как взяли и налетели друг на друга. А я был чертовски здоровей его, да еще два больших патронных ящика в руках. Я был без оружия по той простой причине, что пошел за патронами и не мог нести винтовку в положении готовности к бою. Поэтому что толку было эту хрень таскать?