Всё, чего я не помню - [15]

– По домам? – спросил я.

– Скоро, – ответил Самуэль.

В «Макдоналдсе» царил хаос. Два бухих парня-мажора валялись на полу и показывали пальцем на плевки на потолке, словно это были кометы. Девочка-подросток заблевала окно. Бомж в плаще и с пластиковыми пакетами на ногах сидел за столом и читал газету и выглядел самым нормальным в этом месте. Перед нами в очереди стояла тетка в сером пальто. Она покачивалась, долго делала заказ, ее карточка сработала не сразу. Самуэль посмотрел на свое запястье (хотя у него не было часов) и сказал:

– И как, машина ездит хорошо?

Тогда тетка обернулась и недовольно посмотрела на него. Она оказалась совсем не теткой, а девушкой примерно нашего возраста или чуть старше. В странном пальто в форме колокола, волосы с проседью. Она что-то пробормотала и пошла к выходу. Я заметил, что у нее на пальто приколота золотая брошь в виде совы. Этой девушкой была Лайде. И пока я делал наш с Самуэлем заказ, мы можем констатировать, что это был первый раз, когда Лайде и Самуэль увидели друг друга. Из колонок не заиграли скрипки. Ангелы не запели с небес. Мимо не проехала случайная машина с открытыми окнами, откуда на максимальной громкости играла песня Ди Энджело «Леди». Ночное небо не наполнилось фейерверками. Самуэль и Лайде оказались в одном и том же «Макдоналдсе». Он увидел ее. Она – его. Была поздняя ночь или раннее утро, и жизнь просто пошла дальше. Как будто ничего не произошло. Это была их первая встреча. Даже если кажется, что только я ее и помню.

* * *

Пантера рассказывает, что после того разговора Самуэль прислал сообщение. Написал, что на шведских дорогах теперь безопасно, потому что бабушка провалила тест, а сейчас они пообедают и поедут обратно в пансионат. А потом добавил: Спасибо, что позвонила. Мне было очень важно тебя услышать. Пошли все остальные нах. Не знаю, кто такие «все остальные». У меня был суматошный день, сначала рабочий обед, потом посещение ателье, и, если совсем честно, я напрочь забыла о его сообщениях. И не ответила. Не знала, что написать, поэтому не написала ничего, а потом было уже слишком поздно.

* * *

Мы стояли на улице Кунгсгатан. Свободные такси проносились мимо, одно, два, четыре, шесть, десять. А мы только смеялись.

– Привет, Книга рекордов Гиннесса, – сказал Самуэль. – Это опять мы.

– Не надо никого сюда присылать.

– В Стокгольме все как всегда.

Мы пошли на Свеавэген, чтобы попробовать поймать такси там. Под мостом лежали двое попрошаек. Самуэль остановился и прочитал таблички, лежащие рядом с ними. Потом положил две монеты по десять крон в кружку одного из них и купюру в пятьдесят крон в кружку другого. Просто взял и положил, без всякой гордости, не оглядываясь, видел ли его кто-нибудь. Я посмотрел на него и подумал, что он все же очень странный чел. Не потому, что подал нищему, а потому, что сделал это там и тогда, глубокой ночью, когда этого никто не видел. Кроме меня.

* * *

Пантера задумалась и сидит молча. Просто чтобы ты знал: сейчас, когда я рассказываю об этом, текст его последнего сообщения звучит более драматично. Ясное дело, мне надо было ответить. Я могла написать что-то вроде: Спокойно, брат, я здесь, ты не один, то, что ты чувствуешь, чувствовали все, и ты выберешься, не волнуйся, не сдавайся, держись. Но я этого не сделала (делает паузу, смотрит в окно). О’кей, блин, хватит, может, хватит уже так обвиняюще на меня смотреть (встает, идет в ванную). Да что с тобой такое, что вообще тебе надо, я не успела (хлопает дверью в ванную).

* * *

Двадцать минут спустя. Такси все еще нет. Вернее, куча такси с включенной табличкой «свободно» проносилась мимо и забирала других пассажиров дальше по улице. В конце концов мы решили, что поймать такси попробует один из нас. Я отошел к витрине магазина, прижав телефон к уху, а Самуэль стоял один на краю тротуара. Остановилась машина, Самуэль открыл дверь и сказал, куда нам ехать, а когда таксист согласился, я сделал вид, что закончил разговор и запрыгнул на заднее сиденье. Водитель увидел меня, сглотнул и подвинул переднее сиденье вперед, чтобы у меня было достаточно места для ног. Мы ехали в тишине. У Самуэля было мало наличных, но я сказал, что это не проблема.

– Я заплачу.

– Спасибо, я заплачу в следующий раз, – сказал он как всегда и коснулся рукой бумажника слеш сердца.

Я помотал головой, чтобы показать, что это не важно и я никогда не позволю, чтобы между нами встали деньги. Мы высадили Самуэля у станции Хурнстулль и поехали дальше. Когда мы свернули с Хэгерстенсвэген, я наклонился вперед и показал таксисту наличные.

– Все в порядке, – сказал я. – У меня есть деньги. Я вас не ограблю.

Таксист улыбнулся нервной улыбкой, он пытался не так сильно цепляться за руль, но я заметил, какое облегчение он испытал, когда я вытащил свое тело с заднего сиденья и машина обрела привычный центр тяжести.

* * *

Пантера успокаивается и возвращается. Говорит, что позднее в тот же день, часа в четыре или пять, ей кто-то позвонил с мобильного Самуэля. И сказал, что произошла авария, что, похоже, все не так серьезно, он когда-то работал в Камбодже и видал вещи и похуже. Но я все равно позвонила Вандаду, рассказала, что случилось, и подумала, что, если все плохо, кто-нибудь со мной свяжется. Никто так и не позвонил, и я решила, что все в порядке. Вечером пошла в бар, выпила несколько коктейлей в «Мёбель-Олфе», а потом отправилась на вечеринку недалеко от станции Гёрлицер-Банхоф.