Всё, чего я не помню - [17]

Потом наступила осень, и Лайде и Самуэль познакомились по-настоящему. И именно этот момент некоторые (например, ты) назвали бы началом истории. А некоторые (например, я) назвали бы началом конца.

* * *

Мне просто говорить? О’кей. Тогда я полагаюсь на то, что вы сделаете из моего рассказа связный текст. Ну, скажем, уберете «типа» и «как бы», я ведь знаю, как выглядит разговорный язык, когда его записывают во всех подробностях, получается ужасно странно, человек выглядит идиотом, а я так не хочу, я хочу казаться собой.

* * *

Весной две тысячи девятого я стал замечать, что Самуэль меняется. Сначала по мелочи. Когда мы выпивали, он все чаще говорил:

– За любовь.

Хотя ни у него, ни у меня не было девушки. Он все чаще вспоминал Пантеру, злился, что она не отвечает на письма, говорил, что нам надо съездить в Берлин и навестить ее.

– Мы были так близки, ближе просто невозможно, не будучи в отношениях, а теперь она вдруг исчезла.

Но всякий раз, когда я хотел забронировать билеты, он откладывал поездку на потом.

* * *

Я вернулась в Швецию весной две тысячи десятого. До этого моталась туда-сюда раз пятьдесят. На выходные, на свадьбы друзей, на шестидесятилетие папы. Все эти поездки были похожи одна на другую. В детстве я обожала летать. Рядом всегда сидела мама и говорила, что за технику отвечаю и самолетом управляю я. Самолет начинал двигаться, потому что я повернула защелку откидного столика, когда запускался двигатель, это я нажимала на кнопку на подлокотнике, а чтобы оторваться от земли, надо было одновременно нажать на эту кнопку и повернуть защелку. Потом самолет поднимался на достаточную высоту, чтобы можно было убрать шасси, повернув защелку и нажав на ту же кнопку, и включить автопилот.

* * *

Почти все время мы проводили вместе. Но иногда Самуэлю взбредало в голову, что надо сходить на свидание. Он встречался с девушками по имени Малин слеш Эсмеральда слеш Закия. Они обменивались телефонами, пили кофе, ходили в рестораны. В общем, двигались в определенном направлении. А потом, спустя несколько недель, я спрашивал, как дела с Малин слеш Эсмеральдой слеш Закией.

– Да ну, ничего не вышло, – отвечал Самуэль.

– Почему?

– Мы с Малин пошли в кино, и оказалось, что она очень странно дышит, получается ужасный звук, который как будто со свистом проходит через нос. Сначала я не думал об этом, а когда расслышал, уже не мог этого не замечать.

Или так:

– Эсмеральда мне понравилась, но ее родители члены умеренной партии, ну типа сидят в муниципальном совете, а это же никуда не годится. Да и живет она на окраине.

– И что?

– Далековато, туда не наездишься.

Или так:

– Даже не знаю, с Закией не возникло химии. Да, мы общались какое-то время, но мыслями я все время был в другом месте. Что-то было не так, не знаю что. Может, разница в возрасте.

– Она же всего на два года младше?

– Угу. Но казалось, что больше. И еще у нее уродская сумка.

* * *

Поездки превратились в серую рутину, утомительную игру в ожидание. Я почти не помню возвращения домой. Зато помню, я с удивлением обнаружила, что у меня с собой меньше вещей, чем когда я уезжала из Швеции. Почти все книги я оставила, да и одежду, в общем, тоже. Вещи казались замаранными, они были частью теперь уже закончившегося брака, оболочкой, которую я пять лет натягивала на себя, а теперь я была свободна.

* * *

В то же время Самуэль начал обращаться к незнакомым людям в барах и спрашивать, как они определяют любовь. Люди вели обычные для Стокгольма разговоры (как сложно найти хороших ремонтников, о хороших риелторах, плохих риелторах, кто зарабатывает на перестройке слеш распродаже слеш торгах), к ним подходил Самуэль и без какого-либо захода встревал в диалог с волновавшим его вопросом. Например, так:

– В хорошего ремонтника можно даже влюбиться, и кстати, как бы вы определили любовь?

Или так:

– Предполагаю, что с риелтором складываются вполне интимные отношения, почти такие же интимные, как и с партнером. И как бы вы определили…

Раз за разом я наблюдал, как он это делает. И, что самое удивительное, люди ему отвечали, у всех было свое определение. Один водитель такси сказал, что смотрит на любовь как на отношения, которые постоянно приносят все больший доход.

– Вроде банковского счета? – спросил Самуэль.

– Да, но только чертовски хорошего банковского счета. С солидной процентной ставкой. И системой страхования вкладов. Не какой-нибудь гребаный крупный банк. А маленький, специальный, нишевый.

– Хотя какая страховка может быть в любви, – сказал я.

– Да, наверное, вы правы, – вздохнул водитель. – Тогда это так себе банковский счет.

В другой раз мы сидели на вечеринке, и одна девушка утверждала, что любовь – это когда кто-то другой играет главную роль в фильме о вашей жизни, вы сами превращаетесь во второстепенного персонажа, а все остальные – в статистов. Как-то раз после посещения кино мы с Самуэлем сидели в кафе, и, вернувшись из туалета, я услышал, как женщина за соседним столиком говорит Самуэлю и своему мужу:

– Нет, нет, нет. Вы ничего не понимаете. Любовь совсем не про «радость и счастье». Любить – значит страдать, испытывать боль и плохо себя чувствовать, но все равно быть готовым всем пожертвовать ради этого человека – всем!