Всадник с улицы Сент-Урбан - [20]

— Слушай, — резко сменив тон, заговорил он торопливо, — я хотел бы кое-что прояснить. Я, конечно, ни на секунду не допускаю мысли, что Джейка приговорят к чему-то более серьезному, чем какое-нибудь всенеприятнейшее предупреждение, но ты в любом случае о деньгах можешь не беспокоиться. В случае чего я смогу тебя обеспечить, причем левой ногой.

Этот сможет. И даже не ногой. Одним мизинцем. Тем не менее Нэнси была тронута. На глаза навернулись слезы.

— Да ладно, я и так уверена, что ты нас не бросишь.

— Ты что это? Иронизируешь? — Он нахмурился.

— Нет. Честно. Но лучше не надо. Джейку это не понравится.

Люк не настаивал.

— Какой идиотизм, — скривился он. — Ну, в смысле, суд, все это дело. Не верю ни единому слову. А ты?

Нэнси посмотрела на него настороженно:

— Не думала, что твоя убежденность нуждается в подпорках.

— Да ну, черт, нет, мы ведь три года жили вместе, в одной квартире, забыла? Я отлично знаю: нет у него никаких извращенных наклонностей! Да и вообще он в этом смысле скромник.

— Да. Но в той заварухе он был не один.

И она поведала Люку о том, что Гарри (второй фигурант дела) — субъект уже судимый, даже дважды, причем один раз за шантаж.

— А что по этому поводу говорит Джейк?

— Он думал, что Гарри привирает, а когда узнал, что все правда, тут уж, как говорится, прибалдел. От этакой безбашенной изобретательности. — Сказав это, Нэнси не удержалась от смешка. Люк тоже усмехнулся. — Джейк сказал так: «Ну кто подумал бы, что Гершл на такое решится». Между прочим, — добавила она, — Гарри уже связался с «Ньюс оф зе ворлд»: после суда хочет продать им всю подноготную.

— А на это Джейк что говорит?

— Его это невероятно забавляет. Он своим Гарри просто очарован.

— Что он, рехнулся, что ли?

Нэнси заметно напряглась.

— Шучу, шучу, Нэнси. Ты ж понимаешь, я любя. Но вся история настолько дикая! Ну, хотя да, адвокаты объяснят, расскажут, как он всегда подбирал всяких бездомных и заблудших, что Гарри он оказывал помощь как благотворитель, да и о том, что прилетел прямо с похорон в состоянии стресса, а ты была с детьми на Корнуолле, ну и…

— А вдруг он сам хочет в тюрьму?

— Да ну, не болтай чепухи, Нэнси!

— Все дело в том, Люк, что теперешним ты его едва ли знаешь.

— Так он меня сам отвадил. Надо же так издеваться! Своими шуточками по стенке размазывал. Моих девиц, весь мой образ жизни. Все чохом. О’кей, о’кей, я, что называется, пробился. Но если ты пробился, ты не обязательно продался! Видеться с ним — значило все время извиняться. Все время сдерживаться, чтобы он не попрекнул, будто я «сыплю именами». Черт, больно-то мне надо ими сыпать! Что ж делать, когда с этими людьми общаешься каждый день.

— Но он-то с ними не общается!

— Мы ведь как братья были раньше, сама знаешь. 3-зараза. Может, выпьешь?

— Мне нельзя.

— Постарайся смотреть на это с юмором.

— Стараюсь. Ха-ха-ха.

— Сейчас-то да, не до смеха. Знаю, знаю. Но когда кончится… а, ч-черт. Ведь молодыми мы были не разлей вода! — Люк словно думал вслух. — Столько у обоих было надежд, так лихо начинали!

— Не все кандидаты проходят.

Вот опять изречение Джейка[57].

8

Постучав по оконному переплету, миссис Херш вызвала из сада Молли. Они вдвоем поели вареных яиц с гренками: бог с ним, уж лучше так, чем снова трогать сковородку Первой Леди — у ней специальная такая, для омлета, всегда настолько жирная, что в ней хоть на коньках катайся, но после того как миссис Херш ее как следует отдраила с горячей водой и металлической мочалкой, выяснилось, что, по понятиям хозяйки, это чуть ли не уголовное преступление.

Затем, уложив Молли на послеобеденный тихий час в кровать, миссис Херш, все еще мучимая голодом, приготовила себе растворимого кофе. По чистой случайности она оказалась возле окна (и вовсе она не шпионила, что бы ни думала себе об этом Нэнси!) — как вдруг подъезжает машина. Низко посаженная и очень, очень дорогая спортивная модель. Мужчина, который оттуда вылез и обошел вокруг, чтобы открыть дверцу для Нэнси (конечно, разве такая цаца может сама повернуть ручку!), ростом был гораздо выше Джейка, этакий тощий локш[58] с соломенными волосами и в очках.

А главное — гой!

Вот обнимает Нэнси, гладит ее по длинным черным волосам.

— Ничего, все образуется.

— Мне только бы молоко не пропало.

Люк ее крепко обнял.

— Если пропадет молоко, я его возненавижу.

— Да перестань, — говорил он, мягко раскачиваясь вместе с нею. — Ты не сможешь.

— Нет уж, если молоко пропадет, я его точно возненавижу!

В этот момент Нэнси инстинктивно глянула вверх и, увидев в окне пепельно-серое лицо свекрови, так и застыла.

— Йёт-тэ-тэ-тэ!

Ой вей из мир! Горе-то какое! Отступив в кухню, миссис Херш упала в кресло, вспотела, ее всю обдало жаром. Сердце учащенно билось. Услышала, как отворилась парадная дверь, зашуршала Нэнси — вот пальто снимает… снимает… когда она его уже повесит? — ага, проходит в гостиную. Чем-то брякает об итальянский стеклянный столик на позолоченном, украшенном цветочным орнаментом основании. Щелкает зажигалкой. Не получилось, опять щелкает. Наконец вплывает в кухню — принцесса Янкелева, — изьяшно держа стакан в руке с длинными серебристыми ноготками. Трое детей, а эта! Ведь каждую неделю умудряется посещать парикмахера, за сучьими своими когтями следить… А пахнет теперь не столько духами, сколько кое-чем покрепче. Глаза припухшие.