Время таяния снегов - [57]

— Молодцы ребята! — восхищался вслух секретарь райкома. — Всех после окончания школы в мореходное училище направлю. Хотите, ребята? Город повидаете. Петропавловск-на-Камчатке! Вот ты, рулевой, кем хочешь быть?

— Кос! — воскликнул Аккай. — Наверное, летчиком.

— Ну, а ты? — обратился секретарь к Ринтыну.

— Я еще не знаю, — тихо ответил Ринтын. — После окончания школы поеду в Ленинград, в высшую школу — университет.

— Ого! — сказал секретарь райкома. — Ну, а ты?

Петя посмотрел на Аккая, потом на Ринтына, словно ища у них поддержки, и сказал:

— А я туда, куда Ринтын. Мы с ним друзья!

За мысом навстречу пошла крупная волна. Эрмэтэгин сам встал за рулевое колесо и сурово приказал:

— Посторонних прошу спуститься в кубрик.

Номнаут, бросив на капитана сердитый взгляд, направилась к люку.

— Вас это тоже касается, — обратился Эрмэтэгин к секретарю райкома.

Секретарь заторопился и втиснулся в узкий для его тучной фигуры люк.

Тяжелая баржа неохотно следовала за «Касаткой». Каждая встречная волна заставляла так дергаться буксир, что шхуна вся трещала, от кончика мачты до киля.

Ринтын только успел отвернуться от брызг, как был сбит с ног лопнувшим буксиром. Больно ударившись головой о бочонок с пресной водой, Ринтын сразу вскочил. «Касатка», как сорвавшаяся с цепи собака, помчалась вперед, зарываясь носом в волны.

Аккай по приказанию Эрмэтэгина спустился к двигателю и сбавил обороты. «Касатка» развернулась и медленно подошла к барже. Ринтын прыгнул на нее, за ним Петя. Вдвоем они выбрали тяжелый мокрый буксирный канат. Долго провозились, прежде чем удалось снова забросить этот канат на "Касатку".

— Вы оставайтесь на барже на всякий случай! — прокричал им со шхуны Эрмэтэгин. — Я поверну «Касатку» к берегу, в бухту Куй-мэн!

Не прошло и часа, как «Касатка», буксируя за собой баржу с лесом, вошла в тихую бухту, окаймленную высокими сопками.

Бросили якорь, сошли на берег. Здесь когда-то находилось старинное чукотское стойбище. Побелевшие от времени большие китовые ребра, воткнутые в землю, крупные камни, очерчивающие круг, на котором когда-то стояли яранги, свидетельствовали о том, что здесь в далекие времена кипела жизнь. В бухту впадала небольшая речушка. По берегам ее рос высокий кустарник.

Решили заночевать на берегу. Перенесли сюда несколько досок, матрацы и одеяла с «Касатки». После ужина все легли спать. У догорающего костра сидели Эрмэтэгин и Номнаут и о чем-то тихо переговаривались.

Ринтын лежал на спине и смотрел в низкое черное небо. Наверху шумел ветер и доносил тяжелый грохот разбивающихся о скалы бушующих волн. Спавший рядом секретарь райкома повернулся на бок, что-то пробормотав во сне.

— Ты с ума сошла! — услышал Ринтын голос Эрмэтэгина. — Разве мало среди чукчей достойных женихов?

— Но я его люблю, — ответила Номнаут.

— Брось ты! Ты любишь не его — тебе нравится в нем то, что он белокур и красив. По крайней мере хоть он-то любит тебя?

— Он первый мне в этом признался.

— Увезет куда-нибудь далеко от родной земли и оставит. Что тогда ты будешь делать?

— Не оставит. Я верю в него…

Дальше Ринтын ничего не слышал. Он закрыл глаза, и невольно перед ним возникли образы Лены и Анатолия Федоровича. Где-то они?

Рано утром Эрмэтэгин разбудил всех и велел Аккаю завести на шхуне мотор. Было тихо, над бухтой раскинулось чистое небо, и где-то за сопками уже всходило солнце.

Эрмэтэгин встал за рулевое колесо. Мотор пыхтел, но не заводился. Капитан перегнулся через край люка и крикнул:

— Что ты там копаешься? Заводи скорее!

— Не выходит. — Аккай высунул наружу измазанное в мазуте лицо. — Что-то случилось с мотором.

— Молокосос! — выругался Эрмэтэгин и полез в люк.

Через несколько минут показалась его голова, и он велел Ринтыну бросить якорь.

Секретарь райкома снял свое кожаное пальто и нырнул в люк следом за Эрмэтэгином.

Прошло еще полчаса. Наконец на палубу вышел Аккай и шепотом, как великую тайну, сообщил:

— Секретарь чинит мотор.

Через час мотор был в порядке. Аккай снова вернулся к двигателю. «Касатка» двинулась к выходу из бухты.

Секретарь, перегнувшись через борт, вымыл руки и вытер их носовым платком. Когда «Касатка» вышла в открытое море, Эрмэтэгин передал штурвал Ринтыну и сел на бочонок рядом с секретарем райкома.

Закурив предложенную папиросу, он спросил:

— Где вы этому научились?

— Я одно время работал механиком в гараже, — ответил секретарь, сдувая столбик пепла.

— А-а… — протянул Эрмэтэгин, оглядывая тучную фигуру секретаря.

— Что вы меня так разглядываете? — засмеялся секретарь райкома.

— Да, уж глядя на вас, теперь трудно поверить, что вы когда-то работали механиком.

— Сердце больное у меня — вот и толстею, — вздохнул секретарь.

— А в Улак к нам зачем едете? — спросил Эрмэтэгин.

— Посмотреть. Ведь я на Чукотке человек новый. Затем надо будет вручить члену вашего колхоза Кмолю партийный билет.

— А вот его племянник, — кивнул головой в сторону Ринтына Эрмэтэгин. Тоже недавно получил билет. Комсомольский.

— Поздравляю, — сказал секретарь, — будущий студент. Этот лес, который мы везем, пойдет на продажу местному населению. Посмотрим, что из этого выйдет. Словом, стоит вопрос о переселении местных жителей из яранг в дома. Как вы думаете?