Время собирать виноград - [62]

В тот же день он и сам вскинул на плечо мешок — пока не выпал снег, нужно было подзаработать, чтобы потом спокойно переждать коварную, суровую зиму, которая отрежет все дороги — и на лесопилку, и в город. Но ни в это тяжкое для него время, ни позже Воевода так ничего и не узнал о беспокойных днях, пережитых тогда Желязко. Парень думал совсем о другом. Лишь осенью, с началом учебного года, начались волнения и среди гимназистов. Призрак коричневой чумы еще стоял на горизонте, но уже вовсю шло массовое вовлечение учащихся в профашистские организации — легионы, дружины бранников; это в свою очередь должно было привести и к массовой перегруппировке левых сил молодежи. Никто не имел права оставаться в стороне от коричневого ветра времени. Иначе — смерть. Порой жизнь заставляет человека надевать на себя цепи, и часто гораздо более тяжелые, чем это в его силах. Но человек всегда находит в себе новые силы разбить цепи и заменить их на более легкие, а то и наоборот, и опять начинает все сначала. Этой осенью Желязко тоже предстояло решить, какие он себе выберет цепи — полегче или потяжелее. До поздней ночи сидели они на генеральской даче, слушали радиостанцию «Христо Ботев» из Москвы, советские и фашистские станции, слушали и Лондон, горя яростным стремлением отдать свои юные силы на защиту людей, стонущих под гнетом фашизма, любой ценой добраться до пылающего фронта и там на деле доказать свое бесстрашие.

Желязко вернулся с гор почти больной. Кружил вокруг налбантовского дома, замирая от звуков пианино, которые падали из окон прямо в его израненную душу, но вскоре оправился настолько, что нашел в себе мужество взбунтоваться против власти Эми. Это случилось в субботу, через несколько часов после окончания уроков. В физкультурном зале на какое-то свое совещание собрались легионеры, и вдруг Желязко увидел Эми среди них. Этого было довольно, чтобы начисто забыть, зачем он висит здесь на водопроводной трубе. Пусть, черт побери, его обнаружат, пусть прикончат на месте. Не нужна ему такая жизнь — один, без товарищей! Возьмет вот и, словно крыса, перегрызет свинцовую трубу — пусть хлынет вода, пусть захлестнет и его, и этих презренных маменькиных сынков с розовыми щечками, и ее, посмевшую с ними связаться. Как он их всех ненавидел! А может, спуститься, распахнуть дверь, поднять Эми со скамейки и влепить ей пару пощечин! Молча. Пока остальные опомнятся, он уйдет. А бросятся на него — что ж, тогда он докажет, что он настоящий горец и смерть ему не страшна.

Вдруг за гимнастическим конем он увидел Ангела Костадинова. Но что нужно на сборище легионеров зеленковскому парнишке Ангелу? Желязко совсем ошалел от гнева и страха. Ангел учился в последнем классе гимназии, однако все норовил пообщаться с Желязко и его друзьями — всегда с улыбочкой, долженствующей показать, что он прекрасно понимает, о чем те шепчутся по коридорам, где скитаются по ночам и почему не очень-то жаждут с ним общаться. Однажды Ангела все-таки пригласили на именины Стояна Чико — решили испытать на небольших заданиях. И вот он здесь, в зале. Нет, это ему, так не пройдет! Из горла Желязко готов был вырваться крик — ведь они клялись на «Коммунистическом манифесте» и скрещенных над ним кинжале и пистолете безжалостно расправляться со всеми предателями. Прижавшись к свинцовой трубе, Желязко тут же решил собственноручно покарать изменника Ангела. Пусть потом Эми оплакивает его — вместе с остальными своими дружками.

Легионеры кричали, призывали сражаться за великую Болгарию, какой-то незнакомый Желязко человек, а вслед за ним и преподаватель физкультуры говорили о юном поколении, «призванном в наше героическое время воскресить величие древних ханов и царей, восстановить честь, утерянную в течение веков, и занять достойное место в новой истории человечества, ради чего поднялись ныне все здоровые силы планеты». Оглушительные крики «ура!» и «да здравствует!», а затем пение: «На Босфоре гром грохочет» — ударили по стеклам и стенам зала. Эми тоже пела, а Ангел Костадинов, прижавшись к спортивному коню, довольно-таки испуганно вглядывался в исступленные лица. Под конец неизвестный сообщил собравшимся, что час пробил, что «каждый должен показать свою доблесть и достоинство в годину великих испытаний, выпавших на долю Родины и Германии», и что они, цвет гимназии и всей молодежи города, должны активно участвовать в деятельности организации. Потом он с таинственным видом сообщил, что приветствовать их явится сам генерал Луков собственной персоной. (Насчет генерала была чистая правда, если не считать, что столичные «черные ангелы» перед самым выездом пристрелили его как собаку.) Зал уже не вмещал мощных молодых голосов: песни легионеров вскоре загремели на улицах, а по субботам и воскресеньям они звучали и на ипподроме. Укрывшись на вершине холма в ветвях деревьев, Желязко со своими друзьями увидит, как тонконогий офицер прогарцует на лихом коне перед строем легионеров и, выхватив шашку, поведет их в атаку.

Настал его час. Желязко никого и ничего не боялся. Он бы и в зале показал им где раки зимуют, но не мог забыть о возложенном на него задании: любой ценой узнать намерения легионеров и помешать их осуществлению до того, как они созреют, показать этим буржуйским отпрыскам, что, кроме них, и в горах, и в городке есть люди, которые не дремлют и никому не позволят водить себя за нос.