Время собирать виноград - [20]

После изнурительных попоек Чакыров день-другой пластом лежал в своей комнатке, торжественно клянясь голым стенам больше не брать в рот ни капли алкоголя, беспрерывно глотал лекарства и приходил в ужас от мысли, что в любую минуту он может умереть от инфаркта, инсульта, воспаления печени или еще от десятка болезней, которые притаились в его организме. Кошмары овладели им до такой степени, что спастись от них можно было, только сколотив небольшую компанию и пустившись во все тяжкие — пока шел кутеж, он чувствовал себя молодым, затем стенал о погубленной молодости, и заканчивалось все фальшивым бахвальством: «Живем один раз». Но все чаще он принимал участие в ночных кутежах по привычке, пассивный и унылый, подчиняясь собутыльникам, поглощенный мыслями о своем расстроенном здоровье.

Очевидно, накануне вечером поручик Чакыров снова крепко «поддал» — его серое лицо с эффектными темными кругами под глазами сложилось в плаксивую гримасу невероятной жалости к себе; он двигался медленно и осторожно, будто боялся разбить что-то внутри себя, и с болезненной остротой реагировал на внешние раздражители, не в состоянии отвечать на них соответствующе. Когда наконец Чакыров вкривь и вкось застегнул мундир и направился к столу, он с ужасом понял всю бессмысленность своих усилий — мундир нужно было снова расстегивать.

— Поручик, — голос капитана Стоева заставил его вздрогнуть, — мне кажется, вам необходимо представиться высшему чину!

— Так точно, господин капитан, виноват… — Бедняга попытался выпрямиться, но зашатался, чем вызвал саркастическую усмешку на лице мамы. — Поручик Чакыров, командир поста охраны минеральных ванн. Разрешите остаться?

— Вольно, — равнодушно ответил капитан Стоев.

Поручик поколебался — сесть ли ему между мной и мамой или между отцом и капитаном, но обе позиции показались ему почему-то неудобными, и он приютился на углу стола, чем вызвал фамильярное замечание Мички:

— Чакыр, так ты никогда не женишься, на всю жизнь останешься старым холостяком!

Чтобы пресечь эту тему и положить конец беспардонности нашей Мички (ей все прощали, потому что другой она быть не могла), поручик Чакыров решился оповестить общество о цели своего прихода — он, видно, надеялся исправить впечатление, которое произвел на присутствующих, поэтому чуть выпрямился и с какими-то даже героическими нотками, не соответствовавшими его помятому виду, изрек:

— Господин капитан, имею честь предоставить в ваше распоряжение своих солдат. Мы все горим нетерпением поскорее встретиться с врагом!

Прожевав кусок жаркого, капитан Стоев слегка постучал вилкой по тарелке, дабы прервать тираду, но Чакырова уже прорвало. Он имел довольно смутное представление о положении на фронте и свое неведение старался компенсировать высокопарностью, которую черпал из бегло прочитанных газет, и поэтому так неестественно прозвучало из его уст:

— В эти минуты Родина нуждается…

— А где вы были вчера, поручик, во время боя? — с досадой прервал его капитан Стоев. — Вот тогда вы могли быть нам полезны.

— Не было же никакого приказа, господин капитан, — попытался оправдаться побледневший поручик. — Я боялся помешать операции, но теперь я готов…

— Вы напрасно беспокоитесь, справимся и без вас, — как ножом отрезал капитан, даже не повысив тона и продолжая так же размеренно жевать.

В наступившей вслед за этим невыносимой тишине поручик Чакыров сжался, съежился; готовый от стыда залезть под стол, он попытался найти опору, но ножи и вилки, выскальзывали у него из рук, и, пробормотав что-то о делах и обязанностях, почти не прикоснувшись к еде, он побрел к дверям.

— Вы опять забыли устав, — напомнил ему капитан Стоев, а Мичка повторила свое пророчество о приходе желтого чудовища…

В установленные заранее вечера рыжий Кольо выбирался из своей комнатки при конюшнях и, тихо насвистывая, углублялся в аллею. Я представляю себе, как все было: подойдя совсем близко к ограде, он прятался в тень деревьев и замирал, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то и оглядываясь вокруг. Конечно, в первые секунды ему казались оглушающе громкими бульканье Тунджи, возня мелких зверьков в траве, глухой шум птичьих крыльев в небе, но постепенно звуки таяли, занимая свое место в ночи, и сквозь них рыжий Кольо готовился услышать то, что ему было нужно. Остальное расстояние до места встречи — у большого белого камня близ ограды — он преодолевал на цыпочках, чуть пригнувшись, радуясь охотничьей легкости и ловкости своего тренированного тела.

Порой ему приходилось ждать довольно долго. Тогда он ложился на землю, лицом к небу, но светлые звезды не мучили его воображения и не рассеивали внимания; мысль его не искала путей во вселенную, не пыталась проникнуть в загадки бытия, ее не смущали чудеса необъятных миров — рыжий Кольо просто отдыхал после дневных трудов, мог даже задремать, но чувства и ощущения его были обострены — он ждал условного сигнала. Наверно, где-то в глубине души он ощущал и легкий страх, ведь он очень хорошо понимал, если его застанут здесь, да еще с хлебом и едой, ему придется как-то объяснять свое присутствие — правда, объяснений никаких не было, или, вернее, они были так наивны, что им никто все равно не поверит, но рыжий Кольо повторял и повторял их про себя, как бы репетируя возможную сцену.