Время собирать виноград - [184]

Размышляя о супругах Колевых, я понимаю, в чем их секрет, если это можно назвать секретом. Они вообще не хотели понять, пытались изобрести что-то новое, оригинальное, свое. Они оставались верными себе и бесстыдно повторялись. Они считали себя героями и ожидали от окружающих скромного вознаграждения за свое геройство… Да, рассуждали они, это не секрет, что мы пригласили Матея, потому что он главврач, тебя же мы пригласили из-за Матея. Безусловно, мы рискуем, но тот, кто любит, не должен бояться несправедливой обиды.

После ужина были танцы, и мне лишний раз пришлось убедиться, что рубашка, которую я надел, была узковата. Я танцую лишь тогда, когда остаюсь с дамой наедине и не знаю, о чем с ней говорить и как к ней подступиться; но если трое мужчин и две женщины на семейном ужине начинают танцевать на полный желудок — это более чем странно. Раз полагалось, я встал и пригласил Маргариту. Если мне нравится женщина, я никогда не осмелюсь к ней подойти и пригласить на танец.

— А Лена-то — красотка! — восклицает Маргарита. — Ты как считаешь?

Танго — единственный танец, во время которого я позволяю себе разговаривать.

— Да, она очень красива.

— Прекрасно, но не будь таким грустным!

— Всякий раз, когда я вижу красивую женщину, мне становится грустно, — признался я.

— Правда? — Она удивленно вскинула брови. Глаза у нее стали квадратными и слишком большими, чтобы заполнить их мыслью.

— Я готовлю себя к предстоящим страданиям.

— В таком случае рада буду тебе помочь. — Маргарита перешла почти на шепот. Я спросил себя, чем она мне поможет — советом или грудью, которой прижималась ко мне. — Лена — кукла. Кукла, которую можно пеленать, укладывать, переворачивать, но ни за что не угадаешь, когда она скажет «мама», а если и скажет, то обязательно невпопад. Запомни это и не смей думать, что я ей завидую.

— Я знаю, что ты не завидуешь.

Маргарита удивилась моему ответу. Она даже сама не предполагала, что может быть такой благородной. И снова вскинула брови, считая, что это ей очень идет.

— Вы совершенно разные.

Она сразу успокоилась. Только подобного рода откровения она могла принимать с полным доверием.

— Ты не можешь себе представить, насколько она бездарна, — продолжала Маргарита, улыбаясь Лене. Она могла бы послать ей улыбку чуть после, но выбрала именно этот момент.

— Она что, актриса?

— Почему ты так решил?

— Потому что именно об актрисах принято говорить, что они бездарны.

— Актриса? Какая глупость! Сначала работала юрисконсультом в каком-то внешнеторговом объединении. Разумеется, часто ездила за границу. Сопровождала делегации. «Наш юридический советник» — не плохо звучит, верно? Но она всем приелась. Белая кожа — еще далеко не все. Сейчас она работает адвокатом. «Товарищи судьи» не больно-то галантны. И когда она является в городской суд, то требует себе удобное помещение. Никак не может отвыкнуть от заграничных отелей. Улыбнись, пожалуйста, а то люди подумают, что ты не танцуешь со мной, а тебя тащит за собой буксир.

— И какие дела она ведет? — Я сделал еще один шаг, поворот — и танго кончилось.

— Бракоразводные. От чего отказываются коллеги. Стоящие адвокаты не занимаются ими. — Мы сели.

— А Матей? — спросил я, наклоняясь к ее креслу.

Она задумалась. Закурив, сказала:

— Но он же твой друг.

— Конечно… только мы с ним не виделись лет двадцать.

— Неужели? — И опять вскинула брови. Наверно, она подумала: «Зачем же тогда мы тебя пригласили?» Почувствовав, что я угадал ее мысли, она решила еще на какое-то время не лишать меня своего доверия. — Он добрый человек, но фантаст.

— Ты хочешь сказать, фанатик.

— Не поправляй меня. Я знаю, что говорю.

— Откуда такая осведомленность?

— Мой супруг рассказал. Они вместе учились в Праге.

Мне так резанули слух слова «мой супруг», что я забыл и Прагу, и то, что они с Колевым учились вместе. Я растерялся — меня смутил тон, каким были произнесены эти слова, — но дама в кресле оставалась невозмутимой. «Мой супруг!» Слова эти были как прозрачная родниковая вода, как жемчуг, как откровение, надежда, опора, единственная опора. «Мой супруг» — эти слова заставили меня припомнить и ее любовников. По крайней мере тех, о которых она рассказала сама, заехав как-то после обеда ко мне.

Следовало бы подойти к Матею, сидевшему в другом углу гостиной. Но это было самым трудным. Я не знал, что сказать ему, как держать себя с ним; я никогда не задаю себе вопроса: почему я должен вести себя так или иначе? Аналогичное чувство я испытываю в такси. Расплачиваюсь я с удовольствием, на чаевые не скуплюсь, а расслабиться в машине не могу; как сяду, так и сижу, не меняя позы; не могу думать о чем-то своем; поэтому я или подделываюсь под настроение шофера, или слежу за счетчиком, наблюдаю, как он отщелкивает стотинки, и мечтаю — скорее бы приехать. То же неудобство я испытываю и в разговоре с некоторыми людьми. Сам не знаю почему с Матеем, в частности. Может быть, потому, что Матей — мой начальник, а точнее, начальник, с которым мы когда-то гоняли мяч. Возможно, я понапрасну все усложняю и со временем пойму, что сам себе создаю излишние трудности; и если я с грустью констатирую, что число моих друзей уменьшается, то одна из причин тому — пустые страхи, растущие с годами. Именно неоправданные страхи и опасения больше всего отравляли мне жизнь; некоторые кажутся на первый взгляд смешными, как, например, боязнь, что у меня выпадут волосы: ее я испытал в лучшие годы своей юности. Страх облысеть оказался напрасным. Как и прочие мои тревоги. Речь идет не о бедах, больших и малых, они сваливались на меня тогда, когда я их совсем не ждал…