Время собирать виноград - [183]

Она протянула мне руку. Я сел возле нее.

— Мне очень приятно, что вы работаете вместе с Матеем.

— Мы с ним старые друзья.

— И чем же вы конкретно занимаетесь?

— Я — скромный отоларинголог.

— Интересная специальность.

— Да, неплохая.

Она замолчала. Но и то, что она сказала, было уже немало. Эта женщина научилась молчать или, вернее, привыкла к тому, что ей не нужно вести или поддерживать разговор; у мужчин в ее присутствии развязывался язык, они сыпали шутками и болтали без умолку. От нее же требовалось лишь одно — умение слушать, и она этому научилась, тем самым освободив себя от необходимости участвовать в беседе.

— А вот и наш друг, который вечно опаздывает. — И Маргарита направилась навстречу улыбающемуся, полноватому, но все еще красивому мужчине. Он, как выяснилось, работал в министерстве здравоохранения и был там большим начальником.

Когда он со мной здоровался и потом, когда мы сели к столу, мне казалось, я слышу, как он говорит: эка важность, договоримся, какая из двух будет твоя, а какая — моя. Если не выйдет сейчас, в следующий раз обязательно повезет. Главное, не суетиться — никуда они от нас не денутся.

Явился хозяин, и чувство неловкости окончательно оставило меня, потому что при виде шефа из министерства Колев опять стал похож на подмастерье из парикмахерской. Но не на тех деревенских, неуклюжих ребят, приехавших в большой город на заработки, а на тех, кто, прожив в городе несколько лет, научились из всего извлекать для себя пользу. Имея такого мужа, как Колев, Маргарита наверняка частенько посещала, квартиру этой важной персоны; я даже уверен, что Колев ждал ее в машине у подъезда, чтобы отвезти уставшую жену домой. О чем они воркуют, меня не интересовало; но Колев так нежно обнимал министерского босса, так щедро дарил ему себя, в первую очередь самого себя, свой дом, все, что в нем имелось, что было бы противоестественным, если бы тот отказался от его жены.

Пока Колев накрывал на стол, а Матей, Маргарита и руководитель из министерства беседовали в другом конце гостиной, у меня была возможность разглядеть Лену. На сей раз — со стороны и беспристрастно. «Они не подходят друг для друга», — решил я и грустно вздохнул. Не знаю почему, но мне стало жаль Матея. На свете немало красавиц. На мой взгляд, Лена красивее их всех, но это не меняет дела. Они не созданы друг для друга. Матей ей не подходит. Я еще не знал, кем работает его жена, знаменита ли она, глупа или умна. Но в одном я был уверен: Матей — не для нее. И не потому, что он стабилен, тяжеловесен и статичен, а потому, что не способен на неожиданные поступки. А эта женщина не могла жить без неожиданностей. С ней должно что-то постоянно случаться, что могло бы держать ее в напряжении. Заставляло бы прислушиваться к шагам на лестнице — последует ли за ними звонок в дверь или нет.

Но вместе с тем Лена производила и другое, противоположное впечатление. Наблюдая за ней, пока она сидела возле фикуса и разговаривала, я думал о том, что она не обратила бы на меня внимания, даже если бы я взобрался на фикус или изрек что-нибудь, призвав на помощь все свое остроумие. Она не запомнила бы меня. Не потому, что у меня нет достоинств, а потому, что я ей не нужен. Ей никто не нужен.

Неодолимо нас тянет лишь к тем, в кого мы влюблены. И это влечение объясняется их неприступностью и недосягаемостью; они как горная вершина, возвышающаяся в гордом одиночестве над равниной. А когда взираешь сверху вниз, взгляду открывается многое, до уха долетают всевозможные звуки, далекие, неясные и заманчивые. Сколь бы Лена ни походила на эту гималайскую вершину, но, услышь она звонок у двери, бросилась бы в переднюю, прижимая руки к бьющемуся сердцу. Затаив дыхание, прислушивалась бы к шагам — тот ли идет, кого она ждала. Матей тут ни при чем. У него четкая поступь, и она слышна издалека…

Таковы мысли скучающего человека, который сидит в кресле и ждет, когда подадут мясо. Это первое, что приходит на ум при виде человека, у которого, как нам кажется, все обстоит благополучно.

— Подвигайся к столу, сейчас увидишь, что я приготовил, — сказал, обняв меня, Колев.

За ужином я постоянно ощущал чью-то ногу — или его, или ее. И это все потому, что они нуждались во мне, любили меня.

Каждый раз, когда я слышал громкие слова типа «любовь», я терялся и чувствовал себя неловко. Даже когда мне казалось, что я полюбил в первый или в последний раз, я боялся афишировать свои чувства, говорить о них вслух, потому что тогда они становились похожими на чувства других; я ценю чужие чувства, но уважаю и свои собственные… Изо всех углов гостиной четы Колевых, будто из мощных динамиков, раздавалось «я тебя люблю», «мы любим друг друга», «все мы — одно целое». И я из заурядного врача заводской поликлиники превратился в самого желанного и дорогого гостя. И если время от времени — и это уже давно длится — супруги Колевы баюкали меня на волнах своей любви, это объяснялось их неиссякаемой энергией; но их любовь меня утомляла; я переставал ей сопротивляться и начинал думать, что они в самом деле меня любят. Я принимал их любовь, делал вид, что верю в нее и счастлив ответить им тем же; и вместо того, чтобы ослабеть, их любовь возобновлялась с новой силой.