Время секир - [39]

Ни одна из пленниц Льота не доживала до утра. Он не ограничивался удовлетворением своей похоти. Женолюб любил пробовать на вкус женское мясо, оттого и получил свое прозвище. Он был настоящее чудище, затянутое в человеческую кожу. Трэль никак не мог понять, как это обожающее мучить людей существо живет и преуспевает назло варфоломеевскому богу милосердия.

Льот расчленял еще живую, визжащую от ужаса жертву прямо на его глазах. Он опускал веки, но это давно не помогало.

Боль ближнего ощущалась как своя. Хруст костей, разрывы сухожилий, ожоги факелов. Он сжимал зубы что есть мочи. Когда силы заканчивались, он представлял корабль в порту. Гудящий в парусах ветер нес его в Гардарику. Откуда он помнил ласковый шелест листвы дубрав, просторные поля под бескрайним небом и летний звон жаворонка?

Боль отступала, корабль плыл прямо к воздушным облакам, становился одним из них, светлым, белым и легким, и страдание исчезало вместе с сознанием, оставляя вместо себя благодарную пустоту.

И еще всегда была надежда, что Женолюб сжалится и не приведет мучить жертву. Он сам предложил трэлю договор: чем лучше танец медведя и больше монет, тем больше вероятность того, что ночью не будет пленницы, криков и смертельной боли.

Трэль, задыхаясь, шел вприсядку, тряся лапами над мохнатой головой. Публика хохотала до упаду. Льоту должно понравиться. Ему обязательно понравится. Трэль заклинал хозяина, будто древнего кровожадного бога, старательно корчась у его ног.

Вечером его, как обычно, привязывали за шею к дереву у лагеря. Скоморохи уходили на промысел. Они выворачивали разноцветную одежду черной изнанкой наружу – чтобы все видели, какого цвета их души, как любит говорить Льот, – и снова надевали кожаные маски.

Трэль прижимался к шершавому стволу спиной и закрывал глаза, моля неизвестно кого, чтобы они вернулись без добычи. В варфоломеевского бога он не верил, а северные боги больше не верили в него. Север не любит слабых. Но ничего… Когда они доберутся до Бирки, он сбежит. Или умрет…

Посреди ночи он вздрогнул от прикосновения к щеке. Открыл глаза и вздрогнул снова, увидев перед собой заросшее кучерявым коричневым волосом лицо своего мучителя. От предчувствия новых издевательств тоскливо заныло в груди.

Увидев нож, Трэль сжался, прикрыв связанными руками глаза. Худое тело с выпирающими ребрами пробрала крупная дрожь.

– Нет, я не буду лишать тебя глаз, – почти ласково сказал Льот, – не бойся меня. Я тоже умею быть милосердным. И справедливым.

Трэль зажмурился и зажал уши, чтобы не слышать эту ложь. Женолюб перерезал веревки на его запястьях. Пленник изумленно открыл глаза и уставился на своего хозяина.

– Ты свободен, – улыбнулся тот и вложил нож в грязную дрожащую руку. – Вот, разрежь остальные веревки сам.

Трэль, чувствуя давно забытую тяжесть скрамасакса в ладони, не отрываясь, смотрел на бьющуюся на шее Льота жилку. Если бы он был прежним, земля избавилась бы от чудища, спрятанного под человеческой кожей, в одно движение.

Острая боль проникающего в горло лезвия заставила его захрипеть. Повалившись на траву, он долго не мог прийти в себя. Когда очнулся, не сразу сообразил, был ли это удар Женолюба или его собственного проклятья.

– Ты напоминаешь мне слизня, – сидевший рядом Льот продолжал улыбаться. Оружия в его руках не было. Крови на шее Трэля тоже. – Ты самый жалкий слизень из всех, кого мне доводилось видеть. Но, как я и говорил, справедливость не чужда мне. За эти месяцы ты заработал на свою свободу. Благодари медведя и веселых поселян. Держи на память.

Женолюб протянул ему шкуру. Трэль, съежившись, торопливо накинул ее на плечи.

Льот звякнул ключом, размыкая цепь на его ногах. Обрезал веревку на щиколотках.

– Желаю тебе удачи на пути в твою Бирку, – сказал Женолюб и добавил, увидев изумление в глазах пленника: – Я знаю про твою мечту. Ты часто говоришь во сне. Про порт, корабль и Гардарику. Про свое проклятье. Что ж… Следуй навстречу мечте.

Он приблизил страшные прозрачные глаза близко к лицу Трэля, и тот привычно зажмурился. Но ощутил лишь прикосновение сухих губ ко лбу.

– Прощай, – сказал Льот и махнул рукой. – Тебе туда. Иди. Ну что застыл? Понравилось быть моим животным?

Трэль вскочил и со всхлипом перевел дыхание. Почти не разбирая дороги из-за душивших слез, он неуклюже бросился по тропе, что вела от их лагеря к Дороге.

* * *

Он все время ожидал удара в спину и долго петлял по осенним лесным зарослям. Пробирался через непроходимые острова бурелома, цепляясь скрюченными пальцами за мертвые сучья. Раздирал в кровь костлявое тело, ныряя в густую старую хвою.

Когда над верхушками елей посветлело небо, ослабевшие ноги стали подкашиваться от смертельной усталости. Колени подогнулись, как две сломанные ветки, когда он пытался перелезть через овраг у подножия небольшого холма.

Остановки он боялся больше, чем смерти. Попытался встать и снова упал в траву. Заскулил, пополз на холм, цепляясь за стебли и листья. Извивался отяжелевшим туловищем, помогая себе коленями и локтями.

Вперед, вперед, ВПЕРЕД!

Когда Трэль услышал собачий лай, он позволил потратить последнюю каплю сил на улыбку.