Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре - [14]

Прошли годы. Я решил перечитать книгу Керета и был поражен… во-первых, своей прежней слепоте, а во-вторых, творческой мощью этого доброжелательного, улыбчивого человека, одержимого поисками неуловимой истины, лежащей за пределами факта. Меня удивило, что критики определяют художественный метод писателя как «абсурдистский постмодернизм». Никакого «абсурдизма» в рассказах Керета я не замечал прежде, не увидел и теперь. Некоторые веянья постмодернизма, конечно, присутствуют, но это потому что мы все еще живем в постмодернистский век, как бы мы к этому не относились и как бы не желали вырваться за его пределы…

Вот, например, великолепный рассказ «Трубы» из одноименного сборника 1992 года, первой книги писателя… Молодой человек, еще в детстве имевший проблемы с психологом, окончив курсы, пошел на завод по производству труб. После окончания рабочего дня он по своей инициативе задерживался на работе и мастерил изогнутые трубы, похожие на змей, а потом пускал по ним стеклянные шарики. Однажды он сделал такую «запутанную» и длинную трубу, что шарик из нее не выкатился. Поиски ни к чему не привели. Это повторялось несколько раз: шарики бесследно исчезали. Тогда он сделал еще одну такую же трубу, только очень большую, и пополз по ней, не зная, чем это закончится. В результате он «исчез» и оказался в каком-то другом мире, который показался ему раем. Не удивлюсь, если некоторым читателям эта тихая гавань раем совсем не покажется — у каждого свой выбор. Однако автор утверждает, что «рай это просто место для тех, кому в земной жизни не удалось быть счастливым по-настоящему».

(Много лет назад, в середине прошлого века, в разгар Второй мировой войны Жан-Поль Сартр написал знаменитую пьесу «При закрытых дверях», где провозгласил принцип: «Ад — это другие». В конце века почти юный израильтянин скажет: «Рай — это отсутствие других». Недалеко продвинулось человечество за полстолетия!). И что в этом рассказе абсурдистского? Или слишком постмодернистского? По-моему, не более чем у Кафки, Стругацких или Маркеса.

В упомянутом интервью 2000 года я задал Керету вопрос об этом загадочном «абсурдизме-постмодернизме».

«Каждый писатель пишет свою правду, — ответил он. — Он описывает ту действительность, которую видит. Получается, что у каждого автора есть свой собственный реализм. А все эти термины, о которых вы говорите, они ведь из области литературоведения, это не то, что думают о своем творчестве сами писатели… Когда я пишу рассказ, то не думаю ни о каком постмодернизме. Я чувствую, что все, о чем я пишу для меня реально. И я говорю, что это мой реализм. А если говорить о терминах, то в последние годы постмодернизм превратился в корзину для мусора, в которую литературоведы, не способные увидеть в литературе ничего нового, сбрасываю все, что они не понимают».

Во всех рассказах Керета есть нечто общее: его герои, как правило, испытывают некое неприятное давление окружающих; их безжалостно третируют мальчишки из «малышовой группы» («Шломик-Гомик»), опостылевшая жена («Сизиф»), армейский сержант («Дни, как сегодня»), первые встречные («Дешевая Луна») и даже сами себя доводят они до самоубийства («Каценштайн»). Мир, в котором живут его герои, неудобен и не ухожен, человеку там не уютно, постыло, грешно. Это потерянный мир, если из него и есть выход, то куда-то вовне, в безумие, в незнаемое пространство.

В прозе Керета особый стиль рассказа, который Крюков называет «кинематографически объемным клипом». «Главным прототипом своих героев» ученый считает самого Керета. Вроде бы писатель это подтверждает: «Я пишу, потому что у меня нет другого источника доходов, да я и не умею ничего более, хотя и собирался стать инженером. В юности я не гулял с девчонками, с детства страдал от астмы, да и к армии был признан годным лишь частично». Да простят меня Этгар и Александр Александрович — писатели очень любят создавать о себе мифы…

Что же на самом деле?

Родители Этгара Керета родом из Восточной Европы: отец из Белоруссии, мама — из Варшавы. В годы Второй мировой войны их не обошли ужасы Катастрофы. Мать была узницей Варшавского гетто, ее родители погибли. Отец многие месяцы скрывался от немцев, ему едва удалось выжить. После окончания войны они приехали в Палестину, где еще до провозглашения государства Израиль участвовали в вооруженном сопротивлении британским властям. Старшая сестра Этгара — ортодоксально верующая из Иерусалимского квартала Меа Шеарим, брат — художник, компьютерный аниматор. Керет родился в Рамат-Гане, престижном пригороде Тель-Авива. Учился в Тель-Авивском университете на так называемом междисциплинарном курсе. Изучал естественные науки, математику, логику и философию. Начинал как журналист. В середине 90-х он уже вел постоянную колонку в иерусалимском еженедельнике «Коль а-ир», писал диалоги к комиксам в газете «Зман Тель-Авив», а потом и сценарии для телевидения. В последние годы работал в кино. Картины по его сценариям были не однократно премированы на израильских и международных конкурсах…

Знакомство российской публике с Эдгаром Керетом было продолжено в 2002 году, когда в Москве вышел сборник «Своими глазами» с подзаголовком «Израильские писатели об Израиле и израильтянах», в переводе и с комментариями А. Крюкова. В книге шесть рассказов Керета рядом с произведениями таких мастеров, как Меир Шалев, Эфраим Кишон, Йорам Канюк, Менахем Тальми, а также своих сверстников нового поколения израильской литературы.