Время надежд (Книга 1) - [9]
Звезды мерцали, будто помаргивая, и казалось, тысячеглазый мир с удивлением разглядывает происходящее на маленькой планете. Андрей вдруг почувствовал себя беспомощной частичкой в этом необъятном просторе вселенной.
"И в чем же назначение разумного человека тут, - думал он, - среди бесстрастного скопища неведомо суровых миров?"
Бесшумно вынырнул из темноты Волков, присел возле него.
- Ты? - обрадовался Андрей. - Куда?
Тот неопределенно махнул рукой, и огонек зажатой в кулаке папиросы вычертил кривую линию.
- А мы радиста ждем...
- Знаю!
- Сережка, - шепотом проговорил Андрей, - как ты думаешь, что это? Все отступаем и отступаем.
- Думаю, готовят стратегический мешок, - ответил ему Волков. - Заманим к намеченному рубежу, а потом... удар с флангов. Я бы так сделал!
- А говорят о предательстве...
- Слабонервные болтуны... Вчера какой-то из приставших говорил... Комиссар его в сторону отвел и шлепнул, не интересуясь фамилией... Понял?
- Да...
- А тебя зря Кидают.
- Что ты имеешь в виду?
- Ребенку понятно: если немцы окружили дивизию, то не будут ею любоваться. Я и Желудеву это сказал, - он засопел, втянул голову в плечи и напоминал теперь большого нахохлившегося воробья. - Помнишь, Магарычу кота в портфель засунули?
- Ну и что? - улыбнулся Андрей. Магарычом в школе за лиловый нос прозвали учителя физики, который отличался рассеянностью и часто забывал где-нибудь свой портфель, набитый пожелтевшими письмами с мелким женским почерком, бутылками из-под простокваши, грязными носовыми платками. И мальчишки не упускали возможности засунуть туда шляпку классной руководительницы или директорские калоши.
Магарыч, стоя перед разъяренным директором, лишь недоуменно пожимал плечами. А затем, посмеиваясь, как бы невзначай говорил: "Взрослые люди, по существу, те же мальчики и девочки, лишь обремененные житейским опытом, разными науками, поэтому думающие, что стали большими". Но когда из портфеля выскочил худой, ошалевший кот, Магарыч пришел в ярость, даже лысина его залиловела... Сейчас все это было далеким, точно случившимся в другой жизни.
"Значит, по мнению Сережки, я вроде того кота..."
- Бес-смыс-лица!.. - раздельно произнес Волков. - Ну, я в батальон. Пленного там захватили.
Обычно Волков уходил не прощаясь, говоря, что на всякие добрые пожелания люди попусту теряют время.
А сейчас он медлил.
- Давай лапу!
В цепком пожатии его сухой руки Андрей уловил невысказанную тревогу.
- Будь! - проговорил еще Волков и тут же встал, сразу исчез в темноте.
Затихла перестрелка у реки. От леса наползал холодный туман. И в этой предутренней тишине яснее звучали голоса бойцов.
- ...А я скажу, - шепелявил один, - лучше нет баб, чем волжанки. На любовь они злые. Ну и в ревности, что ведьмы. Оттого без зубов хожу. Наши рыбачки веслом, как скалкой, действуют. Раз они вдвоем сговорились и застукали меня...
- Сатрап ты, Прохоров, - вмешался другой, хрипловатый голос. - Сатрап, говорю, отсталый человек!
Мало тебе одной было?
- Эх-ха! - засмеялся Прохоров. - У бабы насчет отсталости свое понятие... Ты, Лютиков, верно, и не целовался еще?
- Как же, - отозвался Лютиков. - Еще как!
Андрей усмехнулся. Лютиков был нескладным, худым, точно жердь, с длинным носом и рыжий до того, что глаза его отливали бронзой.
- Как же! - громче сказал Лютиков. - Первая красуня на заводе. Что называется, амур...
- Кто?
- Амур, темнота. По-итальянски значит пальчики оближешь!
- Да ну?
- Вот тебе и "ну"!
- Врет, братцы, ей-богу, врет!
- Не мешай! - проговорил басом сержант Власюк, и Андрей мысленно увидел его: коренастого, плотного, точно сделанного из железа, с изрытым оспинами лицом и пшеничными усами под широким носом.
- Рассказывай, Лютиков.
- А чего тут рассказывать? - Лютиков значительно откашлялся. - Подходит она ко мне... Давай, говорит, поцелую тебя, только нагнись...
- Сама? - весело спросил Прохоров.
- Ну да! Взяла за уши и поцеловала. Целый день все из рук у меня валилось. Потом слышу, она подругам толкует: Лютиков еще что... на спор я и дохлого мерина бы поцеловала...
Бойцы задвигались, всхлипывая от смеха.
- Эх, Лютиков... Ну дает!
- Уморил, черт рыжий!
- Да-а, - протянул кто-то. - Шестой день воюем...
- Поп мне один рассказывал, - вставил Лютиков, - на шестой день бог человека сотворил. А уж он такое натворил, что и бог к чертям отправился... Веселый был поп. Жуликов в карты чистил и вместо божьей матери к тюремным нарам деваху из журнала повесил. Телеса ей обрисовал, чтоб пудов на семь выглядела. Коль, говорит, бога нет, возрадуемся делам земным и греховным...
- Лютиков, хватит байки травить! - сказал Власюк и добавил мягче: - А ты бы, Климов, стихи почитал.
- Да не знаю что... Вот, если понравится, - отозвался Климов. И Андрей сразу как бы увидел этого застенчивого, голубоглазого, с длинными ресницами бойца. Негромко, медленно Климов читал:
Можно ль ветру сказать: успокойся,
Можно ль сердцу сказать: не люби!
Я возьму тебя, только не бойся.
Ведь нельзя уронить запах ранней зари,
Запах нив и лугов, где ложится туман...
"Интересно, - подумал Андрей. - Чем-то стихи похожи на Климова".
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.