Время надежд (Книга 1) - [4]
- Да я и не выйду, - рассмеялась она. - Михал Михалыч, ну объясни, что женщина теперь свободна...
- Элементарно, - кивнул Шубин.
- А-а, - махнула рукой нянька. - От чего это она свободна? Ныне, гляжу, строгости в девках поменьше.
А семья-то испокон века бабьим умом держалась!..
Хотя говорила она сердитым тоном, сердитым было и лицо, в глазах светились добрые огоньки. Марго, смеясь, обняла ее, звонко поцеловала в щеку.
- Ну, будя, - сразу отмякла та. - Чего тут? В комнаты идите.
Марго широко распахнула дверь гостиной. На диване сидели ее подруги в одинаковых белых платьях.
Одна худенькая, как тростинка, с большими серьезными глазами, светлыми локонами вьющихся волос, другая - плотная, широкая в кости, с гладкой прической.
И если у первой легкое платье только подчеркивало хрупкость, то у второй оно делало заметнее крупные черты лица, не по-женски сильные плечи. У вестермановского массивного рояля стоял майор с красивым молодым, чуть одутловатым лицом и пухлыми губами.
Бежевую гимнастерку, словно вылитую по его стройной фигуре, стягивала новенькая портупея.
Огромный букет цветов лежал на черной крышке рояля.
- Это мне, да? - воскликнула Марго. - Какие розы!..
- Ждем больше часа, - проговорил майор тоном, каким взрослые упрекают напроказивших детей.
И у Марго сразу вытянулись губы, точно она хотела расплакаться. Андрею было знакомо это ее свойство мгновенно и так естественно подлаживаться к настроению других, что нельзя было понять, когда оставалась сама собой, а когда играла роль. Лицо ее теперь выражало и отчаяние, и детское недоумение.
- Честное слово, я не виновата, - проговорила Она. - Везде стараюсь успеть и везде опаздываю. Ну как быть?..
И в следующее мгновение глаза у нее опять приобрели задорно-лукавое выражение.
- Что вы молчите?.. Знакомьтесь!.. Это Костя...
Майор снисходительно развел руками, как бы извиняя такое пренебрежение к его чину.
- Невзоров, - сказал он, чуть наклоняя голову.
"Хорошо, что мы без формы, - думал Андрей. - Пришлось бы еще вытягиваться перед ним". Ладонь у майора была сухая, толстая. Он сразу не понравился Андрею и уже казался глуповатым, хотя ничего глупого в его лице не было.
Худенькая девушка, протягивая руку Андрею, сказала неожиданно басистым для ее фигурки голосом:
- Елена Горюнова, - и взглянула на него так строго, будто хотела еще добавить: "Вот я знакомлюсь с вами, а хороший ли вы человек?"
- А я Наташа, - улыбнулась ему другая, очевидно зная, что улыбка идет ей.
- Костя, садитесь на диван, - потребовала Марго. - И рядом с Леночкой!
- Подчиняюсь, - ответил Невзоров. - Единственно приятное для всех подчинение. Хитрые британцы не случайно держат на троне королев...
- Хитрых британцев теперь бьют, - кривя губы, сказал Волков.
- Да? - улыбнулся Невзоров, как бы показывая своей улыбкой, что ему-то уж это лучше известно. - А это меняет суть?.. Если вы учили историю, то должны согласиться, что на земле война, по сути, не кончается. Где-нибудь всегда стреляют. И право, женщины мало виноваты, сколько бы ни уверял Фрейд...
- А вот... Ну, элементарно, - проговорил Шубин. - Если для планеты возникнет угроза извне. От иных миров. Тогда пришлось бы землянам объединиться?..
- Увольте, - рассмеялся Невзоров. - С фантастикой, ей-богу, не в ладах...
- Существует же вероятность! - настаивал Шубин. - Теоретически...
- Войну теоретики называют искусством, где мерой способностей полководца бывает реалистичность оценки...
- Наполеон считал главным интуицию, - буркнул Волков.
- Правильно, - добродушно согласился Невзоров. - Чем же, кроме интуиции, после разгрома оправдывать свою гениальность? Обстоятельства, значит, сильнее таланта.
Марго, достав из букета розу, поглядывала на всех, едва удерживая серьезность лица. И Андрей, который хотел уже высказать свое мнение и поспорить, заметив этот ее взгляд, подумал о том, как часто люди бессмысленно спорят лишь для того, чтобы казаться умнее или привлечь к себе внимание.
- Любопытно заметить, - добавил Невзоров, - судьбы великих полководцев и завоевателей напоминали чем-то путь современных им художников. Победивший готов Велизарий был ослеплен и засажен в темницу, Македонского, после самых крупных побед, отравили, Цезаря закололи в сенате... Но это иная сторона дела. Право, мы увлеклись.
- А что такое счастье? - подняла голову Леночка. - И вообще жизнь?
- Жизнь? - сразу откликнулся Шубин. - Элементарно... С точки зрения физики все живое является открытыми системами. Ну, значит, действует лишь в постоянном обмене веществ. Как говорят, без обеда не попляшешь.
- И я? - испуганным голосом произнесла Марго. - Тоже открытая система?.. - она засмеялась. - Нет, лучше догадывайтесь, что буду играть.
Присев к роялю, она слегка тронула клавиши. Мягкие, робкие звуки наполнили гостиную. Что-то знакомое и полузабытое, солнечное, - так бывало в детстве, если утром за городом выбегал на опушку леса, - чудилось Андрею в этих звуках. Он улыбнулся, радуясь возникшему чувству... И вдруг ураган неистово-мрачных аккордов смял эти радостные звуки. Как будто гремел уже марш победы... И снова пробились те начальные звуки. Неистовый ураган ломал их как что-то живое, трепетное, и оно восставало против стихии.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.