Время Красной Струны - [63]

— Начнём, — сказали часы мелодичным голосом. Такие в оперных театрах задушевно поют «Паду ли я, стрелой пронзённый…» или «Кто может сравниться с Матильдой моей?..» Теперь не доносилось ни клацанья, ни скрежета, и речь, словно река, превратилась в плавный поток слов.

— Что же хочешь услышать ты, девочка, о Красной Струне.

— Где она? — нетерпеливо выкрикнула Эрика.

— Ну, этого я тебе не скажу, — прогудели часы. — Сама посчитай. Подвал расположен от места твоего ухода из покинутого мира на том же расстоянии, что Серебряная Стрела от места, где ты впервые ступила в верхние пределы.

Эрика догадалась, что Серебряной Стрелой часы обозначили высокую блестящую башню. Выходило, что Электричка не наврала. До мачты из серебра топать примерно столько же, сколько от лагеря до города. Но точное расстояние измерить не представлялось возможным. Времени оставалось мало. Да и не будешь же бегать по верхним пределам с рулеткой. Тем более, что тут и пройти-то не везде можно.

— Спрашивай поскорее, — напомнили часы о себе. — Скоро стрелки сдвинутся, и мы окажемся в разных временах. Тогда нам вряд ли понять друг друга.

— А зачем она, Красная Струна?

— А зачем ты?

Вопрос привёл Эрику в лёгкое смущение. Ведь и без вопросов ясно, что если она есть, это кому-то нужно. Но что ответить на такие каверзные вопросы. Эрика не знала, зачем именно. Зато знала, что если она есть, то это правильно и хорошо. И жгуче захотелось узнать, какая она глазами существа таинственных верхних пределов.

— А что ты сам можешь сказать обо мне? — и Эрика кокетливо склонила голову.

— Ты очень красивая, для своих лет невероятно начитанная, твой умственный коэффициент гораздо выше, чем у многих твоих сверстников, тебе не составит труда сотворить блистательную картину, которая надолго останется в памяти любого, кто обратит на неё внимание.

— Ну, — разочаровано выпрямилась Эрика. — Всё это я знала и без тебя. Думаешь, сколько раз в день мне приходится выслушивать подобные слова.

— Чего же ты хотела? — удивились часы.

— Недостатков, — смело выпалила Эрика, чтобы не передумать. — Ну не идеал же я. Наверное, есть во мне черты, над которыми стоит поработать.

— Наверное, есть, — согласились часы. — Но о мёртвых либо хорошо, либо никак.

— О мёртвых, — насторожено переспросила девочка. — С чего это ты взял, что я умерла?

— Пока ещё нет, — часы сделали паузу, мелодично отзвонили три раза и продолжили. — Но ты ведь живёшь в мире, которому остались считанные дни.

— С какой стати? — рассердилась Эрика.

— Выпавший лепесток увядает очень быстро, — непонятно ответили часы и смолкли.

Тиканье, шуршание и шелест. И нехорошие предчувствия в душе.

— Слышала ли ты о цветах времени? — прервали часы затянувшееся молчание.

— Нет, — призналась девочка.

— Тогда представь время, как цветок. Бесконечно живущий и бесконечно прекрасный. Цветок, непрестанно растущий и обновляющийся. Бутон распускается всё шире и шире, словно у розы, принесённой с холода. Внутренние нарождающиеся лепестки осторожно ворочаются и пробиваются к свету. Внешние лепестки поначалу противятся их напору, но внезапно слабеют, теряют связь с чашечкой и безвольно отпадывают.

— Представила, — кивнула Эрика. — Одно не пойму, мы-то тут причём?

— Да при всём! — рассердились часы. — Оторвавшийся лепесток теряет подпитку и начинает не просто стареть, а умирать. Никакие усилия уже не смогут прицепить его обратно к бутону и оживить. Следовательно, все миры, располагающиеся на времени умирающего лепестка, обречены. Связи распадаются. То, что казалось основами, рассыпается в прах, а новообразования выглядят противоестественными и фальшивыми.

— И сколько, — Эрика сглотнула неприятный комок, застрявший в горле, сколько нам осталось?

— Вот тут мы и подходим к вопросам Красной Струны, — довольно подвели итог часы. — Если не брать её в расчёт, то лично для тебя, девочка, страшного ничего не случилось. За время твоей жизни отпавший лепесток не успеет завять серьёзно. Он даже и ненамного сдвинется с места в своём падении. Так что ты, хотя пришла из мёртвого мира, ещё проживёшь долго-долго. Возможно, даже вполне счастливо.

— А если брать в расчёт? — еле слышно спросила Эрика, которой разговор окончательно перестал нравиться.

— Собственно говоря, что такое Красная Струна, как ни мелочь, ничтожная частичка сущего, которое представить тебе вряд ли удастся. Струн много, но Красная вспыхивает, как индикатор смерти мира. Как предупреждение. И тогда этому неведомому сущему остаётся лишь внять предупреждению и перескочить на другой лепесток времени. На ещё не оторвавшийся от бутона.

— И это так просто? — недоверчиво покачала головой Эрика.

— Для него, да! — лязгнули часы. — Ему остаётся лишь обратить время в расстояние. И не затягивать процесс. Надеюсь, тебе не надо объяснять, почему для падающего лепестка время сокращается, а расстояние до бутона увеличивается с каждым мигом.

— И как же это у него получится? — Эрика поправила непослушный локон, да так и оставила пальцы прохаживаться по волосам. Пусть часы не видят, что она волнуется.

— Ну, — протянули часы. — Все механизмы не объяснить, ведь правила существ иного масштаба неведомы даже таким созданиям, как я. Для простоты скажу так. Оно вытянет из лепестка оставшееся в живых время и превратит его в расстояние, в дорогу, по которой преспокойно взберётся обратно на бутон.