Время колокольчиков - [49]

А утром второго фестивального дня Яхимович с Городянским повстречали у вокзала трех панков из Харькова, которым некуда было податься — и услышав, как те поют, с ходу вписали их в программу под названием РАЗНЫЕ ЛЮДИ (экспромт). Надо сказать, что пронзительная искренность песни: «Россия, где твоя вера?» произвела настолько сильное впечатление, что РАЗНЫЕ ЛЮДИ заняли второе место, уступив только ЧАЙ-Фу. Я называю места не ради протокола, а чтобы показать реальный, не искаженный чьими-то коммерческими интересами табель о рангах советского рока в первый год, когда он открылся миру.

Отметили гости рижского фестиваля и еще одно любопытное явление: ансамбль явно эстрадного вида (оказалось, что из ресторана), исполнял очень неискренние, но остро-социальные песни в манере «Малиновки». Тогда казалось, что это даже неплохо: мы их перевоспитываем.

Кульминация: «Советский Вудсток»

Именно так определил югославский журнал «Студио» то, что произошло в первых числах сентября в городе Подольске. Рок-музыка вырвалась на открытые площадки. И что теперь сможет ее остановить?

Идею принес в «20 комнату» «Юности» фанатичный Пит Колупаев. Он окопался в подольском парке культуры и отдыха, где, как во всяком культурном учреждении такого рода, помещался «Зеленый театр»; под напором Пита директор подписал список из тридцати групп, начиная с АКВАРИУМА, и клялся стоять насмерть за рок-н-ролл и свои доходы от восьми полных сборов.

Фестиваль официально оформили как совместное предприятие «Юности», «Московского комсомольца» и подольского ГК ВЛКСМ. АКВАРИУМ, естественно, не приехал — но все остальные, от «мэтров» до забубенных панков, побежали на вокзалы и в аэропорты. Интерес к независимому року был настолько велик, что когда машина из Подольска с билетами приехала на окраину Москвы — к станции Царицыно — ее едва не перевернула собравшаяся с раннего утра толпа. Ровно за два дня последовало указание одновременно из Министерства культуры и обкома партии: запретить. Нашим бы группам такую сыгранность! Тогда яростный Пит двинулся в поход по штабам, и прямым текстом заявил господам чиновникам: билеты проданы, толпа все равно приедет в Подольск, и если вы не хотите, чтобы она мирно слушала музыку — что ж, она найдет себе другое занятие. Мы, во всяком случае, ее успокаивать не станем. А пресса напишет, кто виноват. Не знаю, проснулось ли в заскорузлых мозгах благоразумие или они поверили в то, что пресса действительно займет принципиальную позшию(если бы это было так, то здесь. как говорится в анекдоте, «был бы не ад, а рай») — фестиваль в последнюю минуту все-таки «рас-претили».

— А как насчет люберов? — спрашивали у Пита.

Полуживой Пит (гостиница, аппаратура, встречи в аэропорту, транспорт, билеты, билеты обратные) улыбался улыбкой Дэвида Боуи в фильме «Голод»: «Все путём! Наши местные ребята покруче любых люберов». Но ощущение опасности висело в воздухе.

Небывалые за всю историю Подольска толпы заполнили парк. С другой стороны подтянулись стройные ряды солдат и милиции.

Советский Вудсток: взгляд изнутри

Солдаты, занимавшие первые ряды Зеленого театра, составляли самую благодарную часть аудитории. Все три дня на их лицах было написано удовольствие по поводу такой службы: бесплатно слушать группы, которые не показывают по телевизору, но пишут в газетах — то обзовут «антисоветчиками», то прославят как «провозвестников перестройки». Молодежь в «хаки», как и молодежь в джинсах или коже, явно склонялась ко второй точке зрения.

Неблагодарность царила в административном корпусе, ибо грандиозное «здание» фестиваля в любой момент могло обрушиться на головы архитекторов, этому способствовали и стаи чиновников из всех контор, от ВЛКСМ до КГБ, постоянно отрывавших людей от дела требованием предъявить очередную идиотскую бумажку, и старые друзья, вымогавшие пару билетов, и музыканты (скажем, «отдельные музыканты»), умудрившиеся где-то с утра отыскать вино.

— Ну что, встретили ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ? Как — Рауткин пропал? Почему он летит из Киева?

— Вы мне скажете, накоивц, где литовки ансамбля МУРЗИЛКА?

— Ты мне дашь билет, падлюка?!

— НАУТИЛУС просил передать, что в свинарнике, куда вы их отправили, они жить не будут — они НАУТИЛУС, а не АВТОУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬ.

Фестиваль открыл Андрей Яхимович. Сердечно поприветствовав братьев с цементного завода, он прочел стихотворение «Лежит пилюля под забором», после чего Янис взялся за гитару и грянул мощный рок- н-ролл с настоящего запада. В программе ЦЕМЕНТА, как на хорошем юбилейном концерте во Дворце Съездов, отразилось все многообразие тогда еще единой общности «советский народ» — покорители океанов, лесорубы, учащиеся ПТУ, зэки (такой неожиданный крен, в сторону тюремной лирики, претерпела у коварного Яхимовича пахмутовская «Надежда»)…

Высказался и сам рижский президент:

Я люблю своих друзей,

Я люблю слово — «Хей!»

Я люблю, когда в доме тепло,

Я люблю, когда чисто белье,

Но это тундра! Это тундра!

И ее надо, надо, надо любить!

Специалисту по английскому театру Марине Тимашевой на фестивале было поручено самое трудное — общение с начальством: почему-то только к ней РК, ОК, ГБ относились с почтением (видно, им не совсем изменило эстетическое чувство). Одна из самых ярких бесед состоялась у Марины с обкомовским дядей, выражавшим искреннюю обиду на Яхимовича: «Он производил впечатление такого серьезного молодого человека. Президент рок-клуба! А он так меня обманул!»