МЯТЕЖ ДУШИ — НАШ СУДНЫЙ ДЕНЬ
Наступает время, когда приходится заглядывать за горизонт. И он заглядывал… Уход из жизни не был для него таким уж неожиданным. Он слабел на глазах, терял блеск, лишь изредка потрясал вспышками дарованного ему таланта. И слабость, и апатия, и гнетущая усталость — все они расположились уже вокруг него, явились по его душу. И уже близко «пожатье каменной десницы»…
В очередной приезд американского издателя и историка гитары Матани Офи Сергей позвонил мне и предложил редактировать его пьесы и составлять сборники, которые Офи намеревался издавать в США. Я собрал все что мог у гитаристов и поклонников творчества Орехова и отвез ему для просмотра. Все они вскоре благополучно исчезли.
Когда мы встретились с Матани у меня дома, чтобы обсудить дальнейшее сотрудничество, и зашла речь об Орехове, он заметил:
— Вы его поторопите со сборниками. Пусть все запишет… Не жилец он… Скоро умрет…
А перед этим мы с редактором журнала «Гитарист» Валерием Волковым навестили Сергея. Он пребывал в состоянии, так сказать, «при наличии отсутствия». Может, Волков этого и не заметил, потому как впервые встретился с Ореховым, я же, зная его давно, был удручен. На вопросы он отвечал вяло и неохотно, как-то слишком уж издалека. Мне подумалось, что видимся мы с ним в последний раз…
Не утерпел — пошел нас провожать. По дороге размечтался:
— Вот вылечусь, сходим в баню, — это он мне, — а потом долго-долго будем гулять по лесу… Приезжай ко мне… Помнишь, как мы здесь с тобой гуляли?..
Долгие прогулки в лесу — это общая наша с ним страсть. И в баню хаживали, хотя и довольно редко. Парильщик он был, прямо сказать, почти никакой. Так, на нижней ступенечке, пока я прокаливаю свою телесность на верхотуре. Однако баня всегда была ему на пользу.
Я-то подумал про себя, услышав о бане: «Ах, Сережа, Сережа! Не доведется уж нам с тобой в баньке попариться, разве что прогуляться вдоль станции «Матвеевская»!..»
Вспомнилась наша с ним баня накануне его отъезда в Париж. Парились мы в Можайске, в его родных местах, а потом я его провожал домой до «Матвеевской». На станции мы все никак не могли наговориться — раз десять прощались и раз десять возвращались. А когда окончательно прощались, я ему пожелал, чтобы он не возвращался из Парижа, как лесковский Левша.
— Это как? — спрашивает он.
— А ты прочти, коль подзабыл! — напутствовал я его…
Возвратился он все-таки, как лесковский Левша…
Валерий Волков, видимо, воспринял всерьез мечтания Сергея и предложил съездить к нему на дачу, где имелась и баня. Сергей призадумался на мгновенье, кивнул:
— И выпьем!..
Мы рассмеялись и дружно согласились. А мне подумалось, что не только уже вместе не попаримся, но и не выпьем…
И случилось то неизбежное… И не дома, и не в больнице, и не по дороге в никуда, а пал он с гитарой в руках, как воин в бою…
О последних вспышках уходящего таланта поведал один из его поклонников Надир Ширинский.
«Первый раз я услышал и увидел Сергея Орехова, когда пригласил его с Надей Тишининовой в прямой эфир «Радио-1» на передачу «Вечера на улице Качалова». Это был очень усталый и, казалось, безразличный ко всему человек. Но нужно было видеть, как он преобразился, когда взял в руки гитару. Сергей Дмитриевич и Надежда Тишининова исполняли старинные романсы, как на концерте, вот так сразу — ведь это был прямой эфир! Он закрывал глаза, и лицо его искажалось сладкой мукой — брови ходили ходуном, пальцы просто как будто сверкали, лоб бороздили морщины, губы, казалось, проговаривали все слова исполняемого произведения — он был не здесь, он «улетал» и парил высоко над нами на крыльях истинного вдохновения и настоящей глубокой любви к своему искусству, любви к Музыке. Словами этого не передать, это нужно было видеть. После передачи он зачехлил гитару и ушел таким же потерянным и очень уставшим.
Нужно сказать, что после я пробовал делать концертные программы с участием Нади Тишининовой и Сергея Орехова. Один из таких концертов должен был состояться 5 июня 1997 года на сцене Центрального Дома художника на Крымском валу в Москве. В то время Сергей Дмитриевич был болен, до самого последнего дня надеялись на его участие в программе, но судьбе было угодно, чтобы этого не случилось. Концерт состоялся, Надежда Тишининова пела под аккомпанемент рояля, и я был просто поражен, когда в антракте человек пятнадцать заглянуло в гримерную с одним и тем же вопросом: будет ли сегодня играть Орехов?
Некоторые говорили, что они приехали из Подмосковья, из Зеленограда, Люберец только ради того, чтобы услышать, как Сергей Дмитриевич, по обыкновению, сыграет в концерте Нади Тишининовой несколько сольных вещей. И всем многочисленным поклонникам выдающегося музыканта приходилось терпеливо объяснять, что он в больнице и сегодня принимать участие в программе не будет. Они желали ему скорейшего выздоровления…
Он стал легендой еще при жизни. Молодых музыкантов при известии, что они будут играть в одном концерте с Сергеем Дмитриевичем, охватывал почти священный трепет. Интересно, что маэстро был очень рад, когда я ему об этом рассказывал. Лицо его расплывалось в довольной и гордой улыбке. Он обводил взглядом всех присутствующих, это были, конечно, все свои, и говорил супруге: «Видишь, Надя, как меня ценят!» «Еще бы!» — думал я.
