Время клинков. Наследник Блуа - [4]

С тех пор прошло уже немало лет, Анри стал намного опытнее и хитрее. Его давно уже трудно было захватить врасплох, а любой желающий перерезать ему горло, рисковал столкнуться с тридцатичетырёх дюймовым клинком, в руке противника привыкшего и умеющего убивать.

Ниже, на пологом склоне, возле ручья и до самой дороги, в относительном порядке расположились большие, крытые повозки фландрских купцов едущих торговать в Тулузе. Лагерь при свете костров, полнился движением и шумом, обычным на вечерней стоянке.

Анри стоял прислонившись к стволу дерева, задумчиво глядя на суету внизу. Он только что проверил посты и вернувшись к своему костру, ждал когда будет готов ужин и товарищи позовут его. Он уже снял старую, но ухоженную, промасленную кольчугу и оставался в одном плотном колете из толстой бычьей кожи, надетом поверх простой полотняной рубахи, но меч — сорока четырёх дюймовый бастард, с заточенным до бритвенной остроты клинком, так же как и длинный кинжал, по-прежнему висели на поясе. Суровая, полная неприятных неожиданностей жизнь вольного рыцаря, а говоря попросту — наёмного солдата, приучила его не расставаться с оружием практически ни на минуту. За свои почти сорок лет, он потомок древнего и знатного рода, но той его ветви которая давно уже утратила свою славу, испытал все возможные превратности судьбы.

С юности, после смерти отца, лишённый практически всех обычных для дворян средств к существованию, Анри едва будучи произведённым в оруженосцы, принял крест и отправился в Святую Землю среди участников Третьего крестового похода. Тогда юный дворянин, полный романтических мечтаний, грезил рыцарскими подвигами и славными победами над кровожадными врагами христовой веры. Действительность быстро вернула его на грешную землю. Военный поход в далёкую страну — это были не только гордо реющие знамёна, рёв боевых рогов и тяжёлый скок рыцарской конницы, в первую очередь это был трудный кровавый путь сквозь горы и пески, постоянное, чувство смертельной опасности, страшное, словно кузнечным молотом бьющее сверху солнце, норовящее зажарить людей живьём прямо в доспехах; это были частый голод и иссушающая жажда, гниющие раны, дизентерия и моровая язва. В этих не очень романтических условиях, молодой воин довольно быстро растерял свой рыцарский настрой и превратился, во всеми силами пытающегося выжить, солдата.

Когда барон де Клеф, у которого он служил оруженосцем, погиб при осаде Акры, Анри в поисках друзей сошёлся с молодыми английскими оруженосцами, состоящими при рыцарях из личной свиты короля Ричарда. Ему повезло тогда. В сражении при Арсуфе он хорошо проявил себя и был замечен королём. Сам Ричард в тот день превзошёл самого себя. Закованный с ног до головы в тяжёлую броню, неуязвимый для стрел айюбидских конных лучников, король прорубал себе путь сквозь вражеские ряды наподобие живого тарана. В какой-то момент вокруг него стала образовываться пустота. Даже грозные мамлюки султана Саладдина в страхе пятились, боясь приблизиться на дистанцию угрозы, его огромного, собирающего кровавую жатву меча. И всюду за королём следовал отряд его лучших рыцарей, которых сопровождали многие оруженосцы.

Анри оказался среди них и по окончании боя все они были посвящены в рыцари и зачислены в свиты ближайших друзей и сподвижников короля. Ричард Львиное Сердце благоволил молодым воинам и даже иногда в свободное время лично давал им уроки фехтования, а способный Тибо-Анри понравился королю ещё и своей образованностью, умом и любовью к поэзии, к которой король-воин тоже питал слабость.

Несмотря ни на какие трудности, то было хорошее время и вспоминая об этом, Анри даже улыбнулся своим мыслям. Ничто тогда, в этот героический момент, не предвещало бесславного окончания похода и личного позора отважного и в чём-то очень благородного, но такого непостоянного и вечно колеблющегося человека, величайшего воина и совершенно негодного короля.

— Анри! — от мыслей его оторвал голос Ариоальда, — Ты воспарил там, что ли? Есть идёшь?

— Командир мечтает о той знатной леди, которую мы видели давеча вечером, — пробурчал Сигурд — огромный норманн, пшеничноволосый и голубоглазый как и положено, косматый, но с гладко выбритым, будто вырубленным из куска скалы лицом. Он собственно и сам был похож на скалу: рослый, широкоплечий, с мощными руками и твёрдыми как старый корень ладонями, способными раздавить руку среднего человека. Сейчас он сидел возле огня обнажённый по пояс, как бы вбирая всем телом тепло костра. Под бледной, иссечённой многочисленными рубцами кожей, бугрились мускулы. Рядом, под самой его рукой, лежал огромный боевой топор. Чуть дальше валялась брошенная одежда.

— Чего бы о ней мечтать? — ответил сидящий с ним рядом молодой воин, полная противоположность скандинава. Худощавый, сухой, жилистый, коротко стриженный, с резкими движениями и дерзкими медовыми глазами. На его небритом, с мягкими чертами лице, застыла ироническая улыбка, — Обыкновенная высокородная дама. Ничего особенного я в ней не заметил. Смотрела на нас на всех, как на дерьмо.

— Привыкай Жан, — отозвался третий — бородатый, немолодой человек в толстом стёганом поддоспешнике и клёпаном кожаном шлеме, — Они все смотрят на нас как на дерьмо… пока им не понадобится наша помощь.