Время клинков. Наследник Блуа - [29]

Готье протянул руку и де Трубер передал ему письмо. При этом он выразительно посмотрел на Маргариту. Лысый и вовсе не отрывал от неё взгляда и она с удивлением и злостью почувствовала, что ощущает себя так, будто её платье залито чем-то липким и отвратительным. Какое-то время, пока муж внимательно читал письмо, она терпела этот взгляд, но наконец не выдержала.

— Вы хотите сказать что-то лично мне, сэр? — с вызовом спросила она, пытаясь сбросить наваждение, которое нагоняли на неё эти рыбьи глаза.

Услышав её голос, муж оторвался от письма и посмотрев поочерёдно на неё и д'Одиара, нахмурился.

— Я скажу если вы меня спросите, мадам. Письмо в общем-то предназначено прежде всего для вас, — его голос был скрипуч и неприятен.

«Впрочем под стать своему владельцу» — мимоходом подумала Маргарита.

— Однако, — Готье заговорил не терпящем возражений тоном. — пока здесь нахожусь я — её муж, потрудитесь обращаться сначала ко мне, мессир.

Пьер д'Одиар медленно, словно через силу, повернул голову и уставился на Готье.

— Как прикажете, монсеньор, — сказал он изображая почтение, но его глаза смотрели насмешливо.

Маргарита видела как муж подался вперёд, глядя прямо на рыцаря. Очевидно он почувствовал какие-то фальшивые нотки в его в голосе и теперь пытался понять, что именно думает д'Одиар. Рыцарь безмятежно смотрел на Готье, спокойно откинувшись на спинку стула и Маргарита вдруг поняла, что он не только нисколько не боится могущественного сеньора д'Авен, но по-видимому и вообще не воспринимает его всерьёз. Она слишком хорошо знала сколь вспыльчив и щепетилен в вопросах своей чести Готье и боялась, что не увидев во взгляде гостя смирения, он вполне способен затеять ссору.

«Не хватало только подраться с посланцами короля!» — проклиная заносчивость мужа, со злостью подумала она.

Желая разрядить обстановку, Маргарита повернулась к мужу.

— Это правда дорогой? — воркующим голосом спросила она. — Письмо действительно мне?

Она знала, какое воздействие производит такой её тон на Готье и как всегда не ошиблась. Из взгляда мужа исчезла угрожающая напряжённость и он повернулся к ней.

— Как бы… да, — он с сомнением помахал в воздухе листом. — Начало, как и положено адресовано мне, но послание действительно для тебя.

— В таком случае, ты позволишь мне его прочитать? — Маргарита протянула руку.

— Конечно дорогая, — Готье отдал ей письмо и пока она читала, кликнул слуг и велел принести ветчины и горячего хлеба, чтобы как он выразился, «заморить червячка». На его предложение присоединиться к нему, гости ответили вежливым отказом и Готье, как воспитанный человек, тоже воздержался от еды. Попивая вино он завёл светский разговор, расспрашивая гостей, как и на кого они больше всего любят охотиться.

Когда Маргарита дочитала письмо у неё заныло сердце. Она почувствовала как тревога, которую она испытала при встрече королевских посланцев, сменяется страхом.

О болезни брата ей было известно, но что состояние его столь тяжело, она не знала. Общались они крайне редко, а в последние годы и вовсе не встречались. Людовик недолюбливал её мужа и относился к нему презрительно. Он считал его безмозглым, напыщенным солдафоном, неспособным ни на что кроме как махать мечом и горланить на пирах и Маргарита, которая прекрасно зная о недостатках Готье, относилась к нему всё же несколько иначе, обижалась поначалу молча, а в какой-то момент не выдержав, высказала всё брату в довольно-таки резких выражениях. С тех пор отношения между ними явно остыли. Собственно они никогда не были особенно близки. Да и как могло быть иначе? Людовик был на шестнадцать лет старше её и когда она вошла в сознательный возраст, давно уже помогал отцу в управлении обширными владениями, в интригах, войнах и прочих играх взрослых мужчин. Большую часть времени он находился в разъездах и походах и до сестры ему не было особого дела.

Впрочем она до сих пор помнила, как однажды вернувшись домой после какой-то очередной битвы, он увидев её во дворе, поманил к себе. С замирающим сердцем, Маргарита подбежала к брату, восседавшему на огромном боевом коне в блещущих золотой инкрустацией доспехах и он наклонившись, одним рывком поднял её в седло и усадил перед собой. Как горда и счастлива была тогда двенадцатилетняя девчонка, проезжая по широкому внешнему двору замка Блуа, во главе первых вассалов-знаменосцев и лучших рыцарей её отца. Людовик тогда одел ей на шею маленький, золотой, усыпанный драгоценными камнями ковчежец в форме охотничьего рога, на золотой же цепочке, со словами: «Пусть этот священный талисман, хранит тебя сестрёнка».

Она уже тогда знала, как подданные относились к брату. В отличие от отца, прозванного Добрым, Людовик отличался суровым и крутым нравом. Его боялись, но и уважали все, от самых могущественных баронов, до простых воинов, но для неё он был старшим братом, надёжной опорой отца и защитой ей самой. Так оно в общем-то и оказалось в будущем. Людовик стал великолепным правителем. Он был умён, хитёр, обладал незаурядными, военным и административным талантами. Он сумел сделать то, о чём и помышлять не мог их отец — объединил владения двух ветвей дома Блуа в одно огромное феодальное государство.