Время изоляции, 1951–2000 гг. - [105]
Почему возникали эти дикие трудности при публикации книги? Потому что Холокост вообще как-то не очень любили увековечивать и признавать в советское время. Считалось, что никакого особенного еврейского мифа, никакой особенной еврейской катастрофы нет, а есть война, которая была одинаково ужасна для всех. Но совершенно права была Вера Панова, которая говорила, что только евреев убивали только за то, что они евреи. Об этом же говорил Виктор Некрасов, который настаивал на открытии памятника в Бабьем Яре, а никто не хотел его открывать; и не хотели печатать стихи Евтушенко тоже о Бабьем Яре, которые были совершенно революционными. Считалось, что все погибали наряду с евреями. Холокост замалчивался, замалчивался по понятной причине, потому что некоторое время всё-таки Советский Союз, пусть на протяжении двух лет, но всё-таки был союзником Гитлера. Союзником Гитлера в то самое время, когда Холокост уже вовсю развивался, уже вовсю был. И эта катастрофа, конечно, была никаким образом не признаваема вслух. Более того, еврейская тема, как вы понимаете, вообще была в Советском Союзе до известной степени табуирована. Евреев выпускали, но предпочитали при этом карьерно не продвигать, да и вообще как-то их не очень любили, ну, просто в силу долгой традиции. Поэтому роман Рыбакова, который был первым русским романом о Холокосте, первым романом о том, что действительно происходило в этих местечках (на территории Западной Украины, на территории Белоруссии), этот роман о том, что творилось и замалчивалось на протяжении долгого времени. Это был колоссальный прорыв, и, конечно, этот роман был знаковым.
Естественно, что все попытки воспринимать Рыбакова как еврейского писателя, писателя еврейской темы, узки и безнадёжны. Как я уже говорил, прежде всего это роман превосходный в эстетическом отношении, во многих отношениях революционный. Но нельзя забывать и о том, что это была первая попытка распечатать тему. Поэтому, когда к 1987 году Рыбаков предложил «Детей Арбата» в «Дружбу народов», у него уже была репутация писателя, с которым лучше не связываться. Он, кстати, не пошёл ни на какие сокращения и поправки в «Тяжёлом песке», добился его полной публикации, и эта книга свою очень важную роль потрясающе сыграла – она сформировала поколение, которое уже о многом не боялось говорить.
«Дети Арбата», конечно, имеют достаточно серьёзные достоинства, но и упрёки в некоторой суконности языка отбросить невозможно. Да, она написана, пожалуй, стандартизовано, в ней действительно не хватает той яркой речевой игры и того психологизма, на который Рыбаков вполне был способен, – даже Крош, который говорит у него резко индивидуализированным языком, выходит психологически глубже и объёмнее, чем большинство героев «Детей Арбата». Но рискну сказать вещь, которая, может быть, у многих читателей Рыбакова вызовет несогласие: он себе художественных целей в этом романе не ставил. Гораздо художественнее и лучше написано его продолжение, прежде всего, конечно, «Страх», повествующий об эпохе Большого Террора – вот там он достигает колоссальной выразительности. И военная часть, «Прах и пепел», написана, может быть, не хуже, чем астафьевский роман «Прокляты и убиты», но в «Прокляты и убиты» были сказаны такие вещи, что они отодвинули всю остальную военную литературу, отменили всю остальную прозу. Я хорошо помню, как мне Василь Быков говорил: «Петрович вспомнил всё, что я всю жизнь пытался забыть. Я это изгонял из памяти, а он это вытащил». Но последняя часть тетралогии Рыбакова всё-таки написана ничуть не хуже, а во многих отношениях и лучше, чем «Дети Арбата». Художественной задачи в «Детях Арбата» нет. Скажу больше, нет там и антисталинской программы, потому что со Сталиным всё было понятно. Это сейчас можно спорить, был ли он эффективным менеджером, отцом нации, великим полководцем или был абсолютным ничтожеством, которое уничтожало всё, до чего могло дотянуться. Для людей, которые при Сталине жили, для людей, которые помнили XX съезд и XVII съезд, как помнил их Рыбаков, этого вопроса не было, им всё было понятно. Надо было 20 лет оболванивать страну и заставлять её забыть азбуку для того, чтобы сегодня были возможны какие-то споры о Сталине. Для Рыбакова с этой фигурой всё понятно. Кстати говоря, знаменитая мысль:
