Время греха: Роман - [4]

— Как отличить их?

Писатель задумался, представив тварей. Они шевелятся, трогают друг друга мохнатыми лапками, удостоверяясь, что вокруг свои — а то, как чужак заберется, надев их личину, не доверяя родному… — Стоп! — Его осенило. Он вспомнил и воскликнул. — По запаху! Запах. Сладковато-кислая плесень их душ, которая пробьется даже сквозь благородный французский парфюм. Это они! Ты должен стать дегустатором! Почувствовать щекотанье в ноздрях и тогда приступить к главному. К вскрытию истины!

— Их цель?

— Благородная кровь! Еще бы! Они ее боятся, их страх инстинктивен, но он и придает им силы, ибо их легион. Его не увидишь ни в темных маслянисто-нагловатых или холодно-голубых глазах. Их тонкие, поджатые в презрительную куриную гузку или, наоборот, толстые, по-африкански выпяченные губы, со скошенной на сторону челюстью, открывающие влажную от слюны гортань, также не выражают страха. Но он есть! И они об этом знают. Вытравливают его из себя. Но разве можно вытравить то, что живет под кожей, что питает и определяет их существование? Они этого не ведают, но именно страх движет их по жизни. Рожденный сумраком в нем и останется, если не схватит спасительную молекулу, не поселится в нем эмбрион Непорочного Зачатия. Они были всегда: вампиры, упыри, вурдалаки, как их только не называли. Люди придумывали им имена, ибо не могли объяснить то, что с ними происходит. Религия, которая господствовала в умах, называла их демонами, и подтверждала, что сонм их, они искушают, эти самые инкубы, суккубы, но церковь, не Храм Божий, а именно церковь с ее четкой организационной структурой, централизацией власти, определила имя тех, кто должен и может противостоять злу и тьме — светом. Они — Ангелы Неба. Но церковь тут же оговорилась: «Среди нас их нет! Они на небе!» Почему демоны Сумрака нас окружают, а ангелов вдруг нет?

— Стать Ангелом Неба?

— Да.

— Тогда и они распознают.

— А с ними надо выглядеть негодяем. Это полезно… Это защищает от таких же тварей, узнающих «своего» подлеца, демона, шайтана, как не назови, смысл один, только рангом повыше. Узнав, надкусив твой ботинок, они уберутся прочь, переламывать хребет тем, кто послабее или тем, кто хоть как-то посмел проявить в себе черты Спасителя. Ах, как же приятно, легко и непринужденно можно унизить и поставить на колени любящего, переживающего, совестливого человека!

— В чем же их слабое место? Где оно?

— Еще раз — в страхе! В вечном страхе — боязни разоблачения, как бы тщательно они его не скрывали под маской самоуверенности, которая проистекает из ощущения бесчисленности подобных им. Отсюда отсутствие раскаяния и стыда за свои поступки, за свое поведение без малейших угрызений совести, патологический эгоцентризм и неспособность к истинным чувствам, к любви. И чем выше ставка, тем больше боязнь разоблачения.

— По ним не скажешь, что они чего-то бояться.

— «Не скоро свершается суд над худыми делами, оттого не страшится сердце человеческое…» И прав и нет Екклесиаст. Они бояться не справедливости, они ее понимают по своему, они бояться тех, кто сможет разоблачить, выгнать из Сумрака на свет Божьей истины, крикнуть, занеся ботинок над мразью: «Король-то голый!» И тогда запах плесени станет нестерпимо острым и жгучим, как пот, стекающий с грязного тела, выставленного в жаркий солнечный день у позорного столба на всеобщее обозрение и посмешище. Дневная ночь для всех без исключения озарится Светом разоблачающей праведной, обреченной Божьей властью, Истины, который расплавит их до конца, превратив в зловонные лужи. И да сгинут они в преисподнюю, оставив в покое людей! Но их надо сначала привлечь, в качестве приманки нам нужна совестливость.

— Есть ли она, совесть? Всегда ли она права? Сомнения, сомнения… с самого детства, когда мы начинаем поиск собственных нравственных ориентиров. Мы слышали о них, и это было Слово, но в восторженной лихости юных лет, черта между Словом и делом зыбка и не очень-то и заметна. Придут сомнения… А если нет?

— Даже если не возникнут сомнения, что что-то не так делаешь, а со временем их становится еще меньше, они покрываются густой плесенью надежды — ведь кто-то поступает еще хуже, ведь в прошлый раз сошло с рук и ничего, и, в конце-то концов, есть же отпущение грехов, разорвать эту паутину поможет твоя совесть. Она подаст голос и не примет никаких объяснений, оправданий, заискиваний. Совесть заставит сказать правду самому себе, раскаяться, если совершил дурной, дурные поступки и принять единственно верное решение, чтобы искупить этот грех. Но при этом надо ответить еще на один вопрос: «Тем ли идеалам ты служишь?». Ведь есть и другая совесть, другая правда, которая все искажает, переворачивает с ног на голову, превращая Добро во Зло, белое в черное, искренность в лицемерие, возмездие в месть. Правда у каждого своя, но Истина едина, ибо она складывается из цепи поступков или слов, превратившихся в действие. И здесь в силу вступает закон равновесия Добра и Зла, что есть высшая Справедливость. В тебе должно победить Добро, потому, что в ком-то побеждает Зло. Добрых людей больше, чем плохих, злых, но Зло всегда тяжелее. И то и другое живут в душах человеческих. Добро невесомо, как воздух, как солнечный луч, а Зло — камень грехов, чем их больше, тем он тяжелее. Один мерзавец против сотни, тысячи хороших людей. Почему? Потому что Зло тяжелее. Но тысяча хороших людей не может противостоять одному — у него есть меч, а у них его нет. Тогда должен выйти тот, кто сильнее мерзавца и победить его, как Давид Голиафа. Добро легче зла, но сильнее, потому что несет в себе свет Истины, раскрывающей мрак, в котором таится Зло. Нужно не только самому прислушиваться к голосу совести, но помогать найти утраченное чувство веры в справедливость другим людям, исправлять и спасать их представление о ней, заставить испытать страх и раскаяние за содеянное, чтобы всегда количество добрых людей превышало тех, кто продал свою душу Злу — сатане. Если все будет наоборот, значит, впереди нас ждет Апокалипсис. Сказано: «Нет ничего быстрее мысли человеческой…» Есть! Подумать еще не успеешь, как совесть подаст первый сигнал опасности быстрее скорости света, ибо это не вспыхнувшая лампочка — рефлекс для собаки Павлова, а всего лишь биение собственного сердца, ускорившего или, наоборот, замедлившего ход часов жизни. Мысль вторична, ибо сигнал подает душа, а не разум.