Время греха: Роман - [2]
«Они заполняли собой серую мглу, заставляя туман темнеть, принимая цвет их скользких, тускло поблескивающих панцирей-кольчуг, чешуйки которых удивительным образом напоминали мелкие монетки. Эти твари огибали ботинки, пытались залезть, но мохнатые ножки были слишком коротки, чтобы преодолеть высокий рант. Их челюсти сдвигались и раздвигались с одинаковыми интервалами, нарушавшимися лишь попытками укусить за обувь. Но кожа была груба и неподатлива. Они упирались многочисленными ножками, кольчуги преломлялись, напоминая изогнувшуюся пружину, но все было тщетно. Одни уходили, вливались в общий поток, тут же забыв про свои тщетные попытки укусить, их место занимали следующие ненасытные твари, напирающие из бесконечности влажной густой серости. Вся эта торопящаяся куда-то масса напоминала безжизненную металлическую реку, уносящую свои тяжелые воды в неизвестность. К звенящей тишине пересыпаемых из одной ладони в другую мелких монеток изредка добавлялся чуть слышный треск, словно кто-то вдалеке, насколько позволяет чувствительность уха, ломал спички.
Сумрак наполнился слабым холодным свечением — отблеском их чешуйчатых панцирей. Если посмотреть в иллюминатор самолета, идущего на снижение, так выглядит последнее покрывало из облаков, отделяющее нас от осеннего вечернего города, мрак улиц которого чуть разряжает искусственный свет фонарей.
Он поднял ногу и, стараясь держать подошву, как можно ровнее по отношению к полу, чтобы побольше раздавить этих тварей, сделал шаг вперед. Раздался отчетливый треск. Ломающиеся спички превратились в хруст сухих веток. Но обитатели сумрака даже не заметили гибель нескольких десятков своих сородичей. Их бесконечный бег не прервался. Новые полчища наталкивались на внезапную преграду ботинка, привычно пробовали ее на вкус — не получалось, и устремлялись дальше, огибая подошву.
Тогда он двинулся вперед, с каждым шагом впечатывая в пол десятки этих тварей. Мелькнула мысль:
— Хорошо бы катком!»
— Лукьяненко пишет: «Первый слой сумрака похож на наш мир. Но он мёртв и высушен. Краски серые и смазанные. Время в нём течёт медленнее, чем в обычном мире. Но такой ход времени имеет место только для физических процессов».
Он отбросил книгу в сторону и посмотрел на Писателя. Тот покачал головой.
— Не согласен?
— Это не так. Сумрак часть нашей жизни, если и называть его параллельным миром, то лишь условно, чтоб выделить. И краски там такие же, и время течет с той же скоростью. И мысль опережает движение, вопрос в том: какая это мысль? Можно ли ее увидеть до материализации? Предугадать, а значит, предотвратить. Как, если Сумрак живет в головах? Мы не можем понять, что ими движет? Алчность, порок, злоба, зависть… Может это и есть дьявол? Инкубы, суккубы… в мужском ли, женском обличье… «люди Сумрака», которые существуют наряду с нами, где все расплывчато, неестественно, в тоже время примитивно убого, где отсутствуют чувства, а движущей силой служат лишь низменные животные инстинкты. Они живут, как наши отражения в зеркале, при этом его поверхность не кажется нам искривленной, но, тем не менее, кривизна присутствует незримо, они внешне схожи с нами, они могут брызнуть в нас чем-то обжигающим, что по ошибке мы примем за кипящую страсть крови и чувств, но это ледяной ожог, они холодны и безжизненны, ибо алчность, подлость, предательство не может никогда согреть и их артерии наполнены темно-красной тягучей жидкостью неживого существа.
— Стать таким же, чтобы влезть им в голову?
— Как? Разве это возможно? Возможно, ли изменить себя на время?
— Нет! Но они рядом… сидят за столиками, идут по улицам, собирают в урнах пустые бутылки и банки, обгоняют нас на дорогах, делают ставки в казино, ворочают миллионами и управляют государством. Имя им — легион. Может это и есть царство Антихриста? Апокалипсис, наступление которого предрекал Иоанн в своих Откровениях? Так он наступил или существовал всегда?
— Это война добра со злом! Вечная война…
— Справедливая или нет? — Он прищурился.
— Вспомнил Гуго Гроция? Оставь… — Писатель махнул рукой. — Голландец просто пытался как-то оправдать кровопролитие, дескать, не всегда оно несправедливое, бывает и заслуженное… Может, еще хочешь вызвать всю эту мразь на честный бой?
Кивок в ответ.
— А что такое честный бой?
— По правилам!
— Какие правила в бою, если цель одна — убить противника? Напомнить про рыцарство? Про кинжал с тонким длинным лезвием и кротким именем «Милосердие»? Чтоб легче было просунуть в щель между латами и добить?
— Но честь…
— Что честь? — Перебил его Писатель. — Еще какую-то сотню лет назад честь называли понятием неясным, туманным, трудно поддающимся определению и весьма далеким от морали и нравственности. Никогда не задумывался, почему антоним слову «честный» — «подлый»? И почему крестьян когда-то называли «подлым» сословием? Разве они были плохими людьми, ибо именно так в нашем сознании ассоциируется подлость? Это они извратили ценности, переделали смысл отдельных слов, взяв их себе на вооружение. Мы вспомнили о чести, а чем был плох «подлый» человек? Ведь это их характеристики — подлый, подлость, подлец…
Слуги государевы — дети тех, кто стяжал славу России на полях Северной войны, среди украинских степей, белорусских болот и «финских хладных скал». На войне трудно сохранить благородство, но возможно. Молодому офицеру Алексею Веселовскому придется не только пройти через поле брани, но и пережить трагическую любовь, ссылку, потерю семьи, пронести сквозь все испытания верность долгу и присяге, не соблазнившись заманчивыми предложениями сменить государство и службу. Так поступали многие, верно и храбро служившие России, ибо они были иностранцами, наемниками, а не истинными слугами государевыми.
В российской военной историографии «южное» направление всегда довлело над «северным». Между тем, по своей продолжительности войны Руси — России со Швецией превосходят все конфликты с другими неприятелями. Автор книги использовал немало источников, в том числе и новейшие исследования «северных» войн, материалы последних научных конференций, состоявшихся в прошлом, юбилейном, году, когда отмечались и 300‑летие Полтавской «преславной баталии» и 200‑летие завершения семивекового противостояния — Фридрихсгамский мирный договор, по которому Великое Княжество Финляндское вошло в состав России.
Кто они — слуги Государевы? Это офицеры великой армии Петра. Армии, прошедшей через все горнила Великой Северной войны, испившей всю горечь первых поражений и заслужившей фанфары победы в свою честь при Полтаве. Русские офицеры — сыны дворянские Петр Суздальцев и Андрей Сафонов, их воспитатель, старый солдат Афанасий Хлопов, шотландец, профессиональный ландскнехт Дуглас МакКорин, отвоевавший всю жизнь в разных армиях, но признавший, что ему нигде так не было хорошо, как с русскими, — вот те, кто образовал костяк новой армии Петра.
Такого Быкова вы читать не привыкли: современная проза с оттенком мистики, фантастики и исторического эксперимента. Сборник, написанный в лучших традициях Стивена Кинга («Зеленая миля», «Сердца в Атлантиде»), рассказывает истории за гранью: вот скромный учитель из Новосибирской области борется с сектой, вербующей и похищающей детей; вот комиссар победившей в будущем Республики собирает Жалобную книгу из рассказов людей, приговоренных к смерти; вот американец с множественным расстройством личности находит свою возлюбленную — с аналогичным заболеванием. Новые рассказы Дмитрия Быкова сопровождаются переизданием маленького романа «Икс», посвященного тайне Шолохова.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.
Эндрю живет в небольшой квартире в Лондоне и работает в муниципалитете, в отделе регистрации смертей. Мало того что работа специфическая, Эндрю еще приходится изо дня в день поддерживать среди коллег миф о своей якобы успешной жизни. При приеме на работу он, не расслышав вопроса, ответил «да» вместо «нет», когда его спросили, женат ли он. С годами Эндрю создал целый вымышленный мир, где у него есть особняк, любимая жена и двое детей. Ситуация осложняется, когда в отдел Эндрю приходит новая сотрудница Пегги.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..