Время героев. Ч. 2 - [17]

Человек достал из-под сидения SPAS-12 со сложенным прикладом, начал набивать подствольный магазин патронами.

Джованна, которая была племянницей владельца сего почтенного пансиона — сидела в небольшой комнатке на первом этаже, размышляя о том интересном мужчине с бледно-голубыми глазами, который вселился к ним сегодня на пятый этаж — когда у входной двери звякнул колокольчик. Это значило, что кто-то пришел.

— Кто это в такой час…

Она точно помнила, что все постояльцы — были на месте.

Она вышла к небольшой конторке, за которой принимала постояльцев — и испуганно ахнула. Двое громил стояли у самой конторки, один из них был как годовалый бычок — буквально светился изнутри силой, римский, с горбинкой нос, черные глаза, кудрявые волосы, правильное лицо, темная кожа. Понятное дело — сицилиец! От визита сицилийцев, тем более в такой поздний час — ничего хорошего ждать не стояло.

Второй было поменьше, но такой же сильный. На обоих были дешевые черные деловые костюмы — и это ее успокоило, бандит вряд ли наденет такой.

— Что вам угодно, синьоры? — спросила Джованна и голос ее предательски дрогнул.

К ее удивлению — тот здоровяк, что стоял впереди — показал полицейское удостоверение

— Полиция, синьорина. Нам нужно задать несколько вопросов одному вашему постояльцу.

— Какому именно? У нас все — порядочные люди, нет никаких бандитов, мы бандитов на постой не пускаем!

— Светлые волосы, голубые глаза, на вид лет сорок — сорок пять — сказал второй полицейский — с виду крепкий, правильные черты лица. Знаком вам такой человек, синьорина?

— Да, это…

Джованна не вовремя спохватилась — лучше бы не говорить. В Италии общение с полицией — редко заканчивалось добром. Но если заикнулась…

— Но это же синьор Бааде, он немец. Он ничего такого не сделал!

— Сделал или нет — решать не вам, синьорина. Вы записали его в журнал?

— Да.

— Покажите…

Джованна достала журнал записи постояльцев, который обязан вестись в каждом гостеприимном месте. Ткнула пальцем в запись.

— Вот. Все как положено.

Полицейский перевернул журнал к себе, изучил запись.

— Пятый этаж? Он в номере?

— Да, недавно пришел.

— Проводите. И дайте запасной ключ от номера.

Как и утром — Джованна пошла провожать полицейских по темной лестнице. В узком, душном пространстве — страх ее усилился, она сильно сомневалась, что это полицейские. В Риме не бывает таких полицейских.

Но она понимала, что сделать ничего не может.

Поднявшись на пятый этаж, она повела гостей к двери, лихорадочно раздумывая, что же делать. Крикнуть? Не поможет, они ее убьют. С двумя громилами ей явно не справиться. На этаже больше никого нет, сейчас не сезон. Что же делать, что?!

— Dove? — с угрозой в голосе спросил ее первый

— Qui il signor polizia, questa stanza…

Первый достал из-под полы обрез, второй — какое-то странное оружие, в которое вставил сбоку что-то. Обрез — у полиции такого оружия явно не может быть.

— Che cosa Х? — со страхом спросила Джованна

— Zitto!

Здоровяк с обрезом точным движением вставил ключ в замок, второй — толкнул ее в сторону и прижал к стене локтем, держа свое оружие наготове…

Как только чуть слышно щелкнул сработавший в соседней комнате замок, я понял — пора. Сейчас — или никогда.

На третьей секунде я нажал на собачку замка и толкнул дверь плечом, оказываясь в темном коридоре. Видел я прекрасно — это гражданские не могут видеть в полумраке, те, кто учился диверсионной работе в Российской Империи отлично видят и при таком освещении. Как я предполагал — один уже успел пройти дверь и был сейчас в номере, второй — стоял рядом с дверью, все его внимание было обращено опять таки на номер, тыл свой он не прикрывал. Если бы прикрывал — шансы пятьдесят на пятьдесят, а так — девяносто девять к одному. В мою пользу.

Прежде чем второй успел опомниться — я метнул подсвечник. Хорошо метнул, как копье, всем телом — сам подсвечник тяжелый, несколько неудобный для метания — но при таком расстоянии он не успеет начать кувыркаться в воздухе. Подсвечник попал туда, куда я и хотел — в голову второго, кажется с автоматом. Тяжелая черепно-мозговая травма, судя по звуку — не жилец без медицинской помощи. Помощь я оказывать не собирался — я рванулся вперед, с зажатым в руке осколком. Ничего не крича — это только дурак начнет орать, тот, что вошел в номер — моментально придет в себя от этого крика. А мне этого не надо.

Прыгнув — я повалил на пол девицу и тяжело раненого, уже оседавшего по стене убийцу и повалился на пол сам, уходя из дверного проема. В следующее мгновение — оглушительно громыхнуло — и картечь изрешетила стену напротив дверного проема.

Но меня уже там не было.

Томаззино — теперь уже брат Томаззино — никогда не ненавидел людей, которых убивал. Более того — он родился в таком месте земли, где смерть, в том числе насильственная смерть — воспринимается как нечто обыденное. Неприятное — но все же обыденное.

На Сицилии смерть — живет рядом с людьми. Кровная месть длится иногда в поколениях, один раз из-за того, что двое почтенных старцев поссорились в траттории, обвиняя друг друга в жульничестве при игре в карты — месть длилась больше ста лет. Когда на Сицилии убивают человека — полагается делать вид, что он умер своей смертью. И только тогда, когда настанет пора класть гроб в могилу — старшая из плакальщиц громогласно объявляет, что покинувший сию юдоль скорби человек был убит и называет имя убийцы. Или того, кого считаю убийцей. После чего — старший мужчина в роду убитого — подходит и молча берет кисточку от полотна, накрывающего гроб, что знаменует собой принятие на себя обязанности отомстить. Однажды — кисточку взял шестнадцатилетний пацан — и через несколько часов ворвавшиеся в дом убийцы застрелили его за столом, когда он ужинал. Пацан был последним мужчиной в роду — и с его смертью месть сама по себе прекратилась.