Время героев. Ч. 2 - [14]

Трое новых послушников жили в монастыре Сан-Нило в Гротаферрате, это совсем недалеко от Рима. Это было старинное, намоленное, тихое место, известный монастырь, куда бывает, что забредают туристы. Трое послушников пришлись ко двору — они были смирными, молчаливыми, потому что скрывали сицилийский диалект, не очень то популярный в других частях Италии, а их бычья сила, особенно сила Томаззино приходилась как нельзя кстати в деле ремонта ветшающего монастыря. Брат Томаззино в миру был плотником, восстанавливал дома — поэтому сейчас он не только поддерживал в порядке монастырь Сан-Нило, но и ездил вместе с двумя другими братьями помогать восстанавливать другие монастыри по всей Италии, там, где нужна была сильная рука и божья почтительность. По крайней мере — именно так сказал в личной беседе с настоятелем монастыря сам Его Преосвященство Пьетро Антонио Салези, барон Салези, граф ди Марентини, викарный кардинал Римской католической епархии. И сомневаться в словах брата, занимающего столь высокое положение — у аббата Грегорио, настоятеля монастыря Сан-Нило — не было никакого повода.

Раз так надо — значит, так и должно быть. К вящей славе Господней на земле и на небесах!

Сегодня — звонок раздался уже после полудня, когда братия оттрапезовала и разошлась по своим послушаниям[14]. Троица — Томаззино, Винченцо и Онофрио — ладили колодец. Дело было сложное и опасное — но нужное, потому что без воды не может жить никто…

Трубку взял сам аббат, потому что единственный телефон в монастыре был у него, оставлен у него в кабинете. Братия не нуждалась в телефонах.

— Да хранит Господь нашу святую веру, брат Грегорио.

Аббат Грегорио узнал хрипловатый голос брата Карти, секретаря Его Преосвященства, Кардинала Рима.

— Да хранит Господь нашу святую веру, брат Карти — ответил аббат Грегорио — что за дело заставило вас звонить нам, грешным перед Богом?

— Нужда, брат, нужда. В одном из римских палаццо проседает пол. Его нужно срочно починить. Иисус свидетель, только ваша братия сможет справиться с такой тонкой работой.

— Я сейчас позову их, брат Карти. Да благословит вас Господь.

— Да благословит Господь и вас брат…

В этот момент — брат Томаззино, страдая от холода, от могильного холода колодца — сидел в простой веревочной обвязке без страховки, которую держали братья Онофрио и Винченцо и осторожно, камень за камнем выправлял древнюю кладку колодца. В грубом мешке, одетом на шею и в руках — у него было все, что было нужно для такой работы, он сильно промерз — но не собирался сдаваться. Дела тут было еще на два дня, нужно быть особенно осторожным. Не дай Господь — старая кладка обвалится на него…

Один из камней — совсем растрескался от воды, он рассыпался и полетел вниз, как только брат тронул его молотком. Это было плохо — брат Томаззино обладал своеобразным чувством прекрасного, он никогда не менял то, что можно было отреставрировать и очень уважал старую работу. Но делать было нечего. Аккуратно, как подлинный реставратор, он удалил зубилом и молотком остатки раскрошившегося камня и дернул за веревку дважды, чтобы ему спустили камень и немного раствора в ведре. Вместо этого — веревка натянулась — и он поехал вверх…

— Винченцо! Что ты делаешь, Винченцо!? — закричал он

Но ответа не было.

Когда веревка вытащила его на свет Божий — он увидел, что рядом с Винченцо и Онофрио стоит брат Бернарди. Брат Бернарди провинился недавно — в его келье нашли вино — и теперь аббат в наказание использовал его как мальчика на побегушках.

Брат Томаззино нахмурился. Он уже все понял.

— Надо ехать?

— Аббат сказал, вам нужно срочно ехать в Рим.

Мирская одежда лежала у них в кельях, они переоделись. Рядом с монастырем, просто в кустах стоял небольшой Фиат — универсал, столь старый и непритязательный, что его можно было оставлять на улице без присмотра, совершенно не беспокоясь за его судьбу. Сев в него, они направились в сторону Рима, стараясь ехать так, чтобы никому не мешать по дороге. Учитывая, какую скорость мог развивать этот рыдван — никому не мешать было затруднительно — но брань и характерные жесты с вытянутым средним пальцем братья воспринимали с христианским смирением. Над Римом собиралась гроза, ходили черные тучи — и они ехали навстречу грозе.

Брат Карти приехал как обычно на двух машинах, за рулем одной из них был человек, которого братья видели, но никогда с ним не разговаривали и не знали, кто он. Он вел большой фургон Фиат для развозки продуктов — а брат Карти был за рулем черной Ланчии Темы.

Как только старенький ФИАТ затормозил около фургона — в нем приглашающе распахнулась дверца.

— Да благословит тебя господь, брат Карти — сказал брат Томаззино, залезая в кузов. Здесь было вполне комфортно, уютно, можно было сидеть, было три телевизора и какие-то шкафы с кнопками и лампами. Брат Томаззино вырос в глуши и не знал, что это такое — но телевизор он знал, по нему показывают синематограф.

— Да благословит вас Господь, братья. В трудный час собрались мы, наша вера под угрозой и наш враг у ворот. Злейший из наших врагов.

На небольшой, покрытый дешевым пластиком столик легли две фотографии, на них был изображен один и тот же человек. В одном случае — в черной, шитой золотом форме с черными орлами на погонах — форма Его Величества Русского Императорского Флота. В другом — более поздний снимок, человек, уже в гражданском, на тротуаре. За человеком угадывалось знакомое здание — Палаццо ди Мадамо, Рим.