Время, чтобы вспомнить все - [9]

Вскоре все было закончено. Ближайшие родственники усопшего, почтительно сопровождаемые остальными, сели в свой далеко не новый «кадиллак», а затем почетные носители гроба и некоторые прочие приглашенные в дом покойного уселись в свои автомобили или арендованные для них лимузины. Церемония у могилы оказалась короче, чем ленч, которым Пег Слэттери угостила свою дочь. Почетные носители гроба принялись поглядывать на часы и блокнотные листки, на которых их старательные секретарши записали время отправления удобных для них поездов. У всех иногородних во второй половине дня уже намечены были дела, и дела эти были вдалеке от Гиббсвилля. Печальный долг по отношению к Джо Чапину был исполнен; оставалось выпить по стаканчику виски, съесть ленч, обменяться фразой-другой с Эдит, и в путь. И скорее всего многих из них Гиббсвилль никогда больше и не увидит. Все эти важные люди дорожили временем, и большинство из них по опыту знали, что, пока ты занят делом, ты жив, — ты жив хотя бы до той минуты, пока тебя не настигла смерть. Никому из них не было по душе то, из-за чего они приехали в Гиббсвилль. И никто из них не хотел тут задерживаться, не желая, чтобы ему напоминали, из-за чего именно он сюда приехал. Стаканчик виски, кусок бифштекса с кровью, пожатие руки Эдит, поцелуй в ее увядающую щеку, и можно возвращаться в свой привычный мир. Для адмирала, которому уже обеспечили послевоенную гражданскую службу, здесь не было ничего привлекательного, как и для губернатора, который не собирался выдвигать свою кандидатуру на следующий срок. Редактор газеты Хукер, единственный, кто точно знал степень важности каждого из почетных носителей гроба, находился в таком состоянии упоения славой и растерянности, что забыл обо всем на свете и расслабился. Дэвид Л. Харрисон, относившийся с подозрением ко всем, с кем не был знаком хотя бы в течение тридцати лет, прилепился к Артуру Мак-Генри, которого знал уже тридцать лет, и ни один из этих двух преданных памяти Джо друзей не завел в тот день ни одного полезного знакомства. У невероятно высокого мужчины, который учился с Джо Чапином в Йеле, состояние было значительней, чем у Дэвида Л. Харрисона, и всякий раз, когда ему хотелось увидеться с Дэвидом Л. Харрисоном, он мог это сделать в их общем частном клубе «Звенья». Генри Лобэк имел довольно тесные деловые отношения с Дж. Фрэнком Киркпатриком, но они питали друг к другу явную неприязнь. Новый заведующий школами, мистер Джонсон, проштудировал с помощью «Кто есть кто» все необходимые сведения о прибывших в город важных персонах (и нашел там всех, за исключением Уитни Хофмана и сотрудника банка мистера Дженкинса), но не был уверен, кто из них Дэвид Л. Харрисон, а кто Дж. Фрэнк Киркпатрик. Сотрудник банка мистер Дженкинс выискивал возможность поговорить только с мистером Дэвидом Л. Харрисоном, который сделал все возможное, чтобы мистер Дженкинс больше не подходил к нему ни на одном собрании банкиров, называя его «доктором Дженкинсом» и прекрасно сознавая, насколько этот титул не имеет к мистеру Дженкинсу никакого отношения. Вся эта компания из шестнадцати мужчин, собранная в кучу и сопровождаемая полицией, со стороны казалась сплоченной группой, но впечатление это было обманчивым. На самом деле все они знали далеко не одного и того же Джо Чапина.

Из шестнадцати носителей гроба только один — Артур Мак-Генри — знал разного Джо Чапина, а вслед за ним шел Майк Слэттери, который знал больше Джо Чапина, чем все остальные. Йельский Джо Чапин был приятелем Дэвида Л. Харрисона и высокого мужчины по имени Алик Уикс; Джо Чапин — адвокат, был приятелем Киркпатрика и судьи Уильямса; Джо Чапин — политик, был приятелем Майка Слэттери, губернатора и мэра; Джо Чапин — уроженец старого Гиббсвилля, был приятелем доктора Инглиша, Уита Хофмана и Генри Лобэка. Редактор газеты Хукер, адмирал, сотрудник банка Дженкинс и заведующий школами были не столько приятелями Джо Чапина, сколько сотоварищами по комитетам. Пол Дональдсон из Скрантона, которого упоминали не иначе, как Пол Дональдсон из Скрантона, был влиятельным человеком, принятым в кругу влиятельных лиц, имевшем представителей в большинстве американских штатов и нескольких провинциях Канады. Он был богатым, чрезвычайно богатым человеком, который всегда выглядел так, как положено, и всегда говорил то, что положено. Он был единственным человеком из города Скрантона, которого знали многие богатые и влиятельные люди; и о городе Скрантоне эти люди знали лишь одно: в нем жил Пол Дональдсон. В списке директоров его нью-йоркского банка рядом с его именем не стояло адвокатское звание или название его адвокатской фирмы, в этом списке он значился как «Пол Дональдсон, Скрантон, штат Пенсильвания». Он был членом коллегии адвокатов, но это несущественно; он являлся президентом фирмы «Пол Дональдсон и компания», где он сам и был «Пол Дональдсон и компания». Он был в некотором роде самым важным носителем гроба, так как его отсутствие в списке почетных носителей гроба скорее всего было бы самым заметным. Дейву Харрисону он пожал руку небрежно — в конце концов, он видел Харрисона с неделю назад в Нью-Йорке, виделся с ним постоянно, и, что самое существенное, Харрисон не принадлежал к семье Морган. Он лично знал Артура Мак-Генри, Майка Слэттери, Алика Уикса, губернатора, доктора Инглиша, Уита Хофмана и Дейва Харрисона. Артура Мак-Генри Пол Дональдсон считал пенсильванским джентльменом, и познакомился он с ним, так же как и с Джо Чапином, в Йеле. Доктора Инглиша, Уита Хофмана и Генри Лобэка Дональдсон считал гиббсвилльскими джентльменами, и людей такого сорта Пол Дональдсон знал в каждом американском городе. Джо Чапин был его приятелем по Йелю и гиббсвилльским джентльменом, и именно по этим двум причинам Пол Дональдсон из Скрантона присутствовал на похоронах Джо. Когда за несколько дней до этого он сказал: «Мне нужно поехать на похороны Джо Чапина», — он говорил сущую правду. Будучи Полом Дональдсоном из Скрантона, он должен был присутствовать на похоронах такого человека, как Джо Чапин из Гиббсвилля. Таких, как Джо Чапин, в ближайшее время не предвиделось, и никто не знал этого лучше Пола Дональдсона из Скрантона. Ему ни к чему были новоиспеченные деньги, так же как и новоиспеченные миллионеры. Ему ни к чему были художники, писатели, составители реклам, техасцы, музыканты или евреи. Именно так он и говорил: «Мне ни к чему…» В действительности же он со всеми из них имел дело и всех их использовал. Но стоило ему извлечь из них пользу, как он тут же исключал их из своей жизни. Он никогда не приглашал их к себе в дом и никогда бы не пошел на