Время Анаис - [39]

Вначале он был рад снова оказаться в камере. Хорошо, что всякий раз его приводят в одно и то же помещение, хотя здесь, во Дворце правосудия, он лишь временный житель.

Бош лежал на спине, вытянувшись во весь рост, и смотрел на зарешеченное окошко. Когда же это произошло — накануне или третьего дня? Он не помнит. Да и какое это имеет значение! Альбер не жалел о том, что столько рассказал о себе. И все же, едва выйдя из аудитории, он понял, что многое не успел объяснить. Все гораздо сложнее, чем могли представить себе его слушатели. У Альбера возникло опасение, что у них сложилось о нем превратное мнение. Ведь чтобы добраться до сути, понадобится не один сеанс. А что если встретиться с профессором с глазу на глаз? Но странно, что он до сих пор не знает его фамилии. Никто ее не называл. Не забыть бы спросить у метра Уара. Кстати, адвокат собирался принести газеты, наверняка фамилия профессора будет упомянута.

И тут же Альбер подумал, что адвокат будет для него лишь обузой. Что они могут сказать друг другу, в конце-то концов? Между ними нет ничего общего. А как забавно Уар смотрит на него! Должно быть, недалекий человек. Вообще-то он молодец, вот только никак не может отделаться от ложных представлений. Судебный следователь тем более. Этот даже не вправе отказаться от своей роли.

Лишь теперь впервые осознав свое положение, Альбер встревожился. С минуты на минуту должен прийти метр Уар, чтобы отвести его к Базену, где все будет так же, как и накануне или третьего дня. К чему продолжать волокиту? Ведь они на разных языках разговаривают.

Через несколько недель или месяцев судебный следователь отстанет, дело передадут в суд присяжных, где действия его, Альбера, будут обсуждать примерно в тех же выражениях, что и газетчики.

К чему? Даже противно. Что ни скажи, что ни сделай, все равно судебные крючки не захотят его понять, только обвинять станут, приводя свои глупые доводы.

Он прежде и не думал, что все так обернется. Даже не представлял, что между человеком и остальным миром может возникнуть стена.

Странно, что метр Уар опаздывает… Принесли еду. Надзиратель с ним никогда не разговаривал, а сегодня и смотрит-то как-то особенно.

Бош неторопливо съел все, что ему принесли, подобрал до единой крошки. Он наслаждался одиночеством, хотел, чтобы оно продолжалось. Мысленно отметил моменты, к которым надо вернуться, которые надо уяснить.

Однажды, когда Альбер так же закончил трапезу — впервые после той роковой встречи на улице Дарю, — он явственно представил себе Сержа Николя. Не таким, каким видел его в последний раз, а улыбающимся, привлекательным, со стаканом виски в руке. Вскоре образ этот пропал. Альбер переключился на что-то другое, и все — таки это его несколько встревожило.

Часы Альберу так и не вернули. Который час, он не знал. То и дело подходил к окошку и заглядывал внутрь камеры надзиратель.

Да, он явно попал впросак. Не обдумал все заранее. Хотел показать свою честность. Метр Уар был по-своему прав. Очень уж не хотелось снова встречаться с комиссаром, спорить с судебным следователем и в конце концов оказаться перед членами уголовного суда.

Разве он не твердил постоянно, что не сумасшедший, что вовсе не терял самообладания и действовал хладнокровно, во всем отдавая себе отчет?

Все, за исключением, пожалуй, комиссара, были готовы считать его невменяемым. У Альбера создалось даже впечатление, что судебный следователь не раз протягивал ему спасительную соломинку и был несколько разочарован, увидев, что арестованный за нее не хватается.

Сами-то ведут себя очень логично. Украдкой навещают своих Анаис, но не хотят признаться, что это свойственно человеческой природе, называют это грехом или слабостью и стараются вычеркнуть из памяти.

По их мнению, убивать тоже не свойственно человеческой природе. А подумали ли они, что и для них может настать такой день, когда и они в исступлении могут наброситься на раненого, нанося ему удары кочергой и статуэткой?

Следовало все же заявить, что он помешанный или, по крайней мере, мол, не ведал, что творил; затмение, дескать, нашло, и он порыву гнева поддался. Хуже бы не было. Да и ответ такой всех бы устроил.

Все-таки жаль, что он не сделал этого. Не ради этих господ. Не потому, что ему страшно. Он не хочет начинать заново ни черную жизнь, ни жизнь в свете неоновых реклам, ни даже ту жизнь, которой жил в Гро-дю-Руа. Пусть с ним делают, что хотят, ему все равно.

Однако Альбер испытывал потребность потолковать с человеком вроде профессора. Выходит, если бы он вел себя иначе, с ним, вероятно, поступили бы по-другому. Поместили бы в желтый дом. Должно быть, этот профессор специалист по таким пациентам, как он. Встречается с ними почти каждый день, изучает их с интересом. Профессор не из тех, кто станет заниматься подобными проблемами ради куска хлеба. Он, Бош, убежден, что они подружатся. По глазам старика видно. Конечно, это не симпатия.

Профессор не сентиментален. Он выше жалости. Должно быть, психиатр понял, что между ними есть нечто общее, и в нем пробудилось любопытство. Но вот досада: уходя, профессор забыл сообщить, когда они увидятся вновь. Накануне он предупредил, что распорядится привести его на следующий день, а нынче утром ничего не сказал. Когда Альбера уводили, в аудитории царила тишина.