Время Анаис - [18]

Прежде чем попасть им в руки, Альбер знал, как все произошло. Был уверен в себе. А потом все пошло наперекосяк. История началась даже не с полицейского, а с трактирщика из Энграна. Это он так на него посмотрел, что с той минуты Бош перестал себя считать человеком.

Неужели оттого лишь, что убил Сержа, он не такой же, как все? Даже судебный следователь так думает, а он ведь самый порядочный. Должно быть, женат, детей имеет, окружен друзьями, живет в интеллигентной, культурной среде. Каждое утро приходит к себе в кабинет и целыми днями допрашивает правонарушителей и преступников.

Неужели он не понимает, что преступники ничем не отличаются от остальных людей, что они, как и все, гуляли по улицам, пили кофе со сливками, ели круассаны, что у каждого из них есть жена, друзья, что они, как и любой другой, пытались как-то устроить свою жизнь?

По существу, судебный следователь относился к Бошу не как судебный чиновник (правда, Альберу не часто доводилось видеть их), а скорее как врач, пытающийся поставить пациенту диагноз.

После того как все случилось, прошли считанные часы, но Бош и сам начал сомневаться в том, что он нормальный человек. Он стал задавать себе вопросы, которые ему прежде и в голову не приходили.

А зря. Не надо ни вспоминать про Анаис, ни думать о том, почему лежит он на этом тюфяке, вытертом телами нескольких сотен узников…

Неужели ни с кем не бывало такого? Лезет вдруг в голову всякая всячина, о которой и думать-то хочется меньше всего, особенно когда устал и нездоровится!

Вспоминая об Анаис, он не испытывал стыда. В ее объятиях Альбер очутился лишь однажды, когда ему было семнадцать, хотя не раз, еще подростком лет десяти-двенадцати, видел, как она отдается Другим мужчинам.

Для мальчишек Гро-дю-Руа это было своего рода развлечением: гляди, Анаис снова кавалера подцепила, на пляж тащит!

Почти всегда оказывалось, что так оно и есть. Если не сразу, то по дороге поклонника она находила. В случае, если кавалера не оказывалось, она, высоко задрав подол, ложилась на солнцепеке. И уж тогда пройти мимо было невозможно.

Когда Альберу было двенадцать лет, Анаис исполнилось семнадцать. Уже тогда она выглядела зрелой женщиной, успевшей вкусить запретный плод. Некоторые из его товарищей постарше имели у нее успех.

Хотя он и не решался последовать их примеру, но не один год испытывал такое желание, особенно когда увидел, как отец со смущенным видом возвращается оттуда, где находилась Анаис.

Мужчины, как правило, не похвалялись одержанными над Анаис победами. Они шли за девушкой, заметно поотстав, с виду занятые каким-то другим делом. Возвращались со свидания, сделав большой крюк.

Можно сказать, все отрочество Альбера прошло под знаком Анаис: не давали покоя ее полные ноги, притягивающий взгляд живот, постоянно приоткрытые пухлые губы.

Он решился овладеть ею лишь однажды. Анаис лежала тогда возле выброшенной на песчаную отмель баржи.

А пять лет спустя, приехав в Париж, женился на Фернанде…

Кто-то потряс его за плечо:

— Адвокат хочет вас видеть.

Что им надо? Он был еще во власти сновидений, в объятиях Анаис, когда в проеме двери возникла фигура метра Уара. Он заученно улыбался. Наверняка тоже пользовался расположением Анаис, но не думал об этом, может, забыл, а теперь, ишь, важничает. Положив на стул набитый бумагами портфель, адвокат произнес:

— Привет, малыш!

Поняв, что выбрал неверный тон, со скучающим видом облокотился о стол и стал наблюдать за приводившим себя в порядок Бошем. Вздохнув, выдавил:

— Кто бы мог подумать, что встречу тебя при подобных обстоятельствах…

Не то, все не то. Рассердившись на себя, Уар воздел кверху короткие руки:

— И что на тебя нашло, черт побери!

5

— Не так громко, малыш. Господин Базен не из тех, кто пользуется нечестными средствами, но в заведениях такого рода люди есть всякие.

Беседа шла уже с четверть часа. Метр Уар сидел на единственном стуле, время от времени делая какие-то записи. Бош, подперев кулаками подбородок, устроился на краю топчана.

Вечер еще не наступил, но на дворе было пасмурно, и под потолком загорелась лампочка. Несмотря на электрическое освещение, камера напоминала изолированную от внешнего мира пещеру. Бошу странно даже представить: через какую-то минуту адвокат выйдет отсюда и, задевая локтями прохожих, зашагает по улице.

— Насколько я понимаю, Серж Николя сам нашел тебя, чтобы предложить должность?

— Я тоже так думал. До сегодняшнего утра. По словам комиссара, Серж тогда уже был знаком с Фернандой.

Известие это, по-видимому, произвело неприятное впечатление на адвоката. Однако когда речь заходила о Фернанде, он лишь хмурил брови.

— Нечего теперь расстраиваться. Продолжай. Ты тогда работал? На какие средства существовал? Сколько времени жил в Париже? Отца в живых уже не было?

Хотя адвокат приезжал отдыхать в Гро-дю-Руа почти каждый год, разве можно от старика требовать, чтобы он помнил такие даты?

— Ну да, он к тому времени скончался. Это произошло зимой, но вы узнали об этом только летом, когда в отпуск приехали. Произошло все неожиданно. По обыкновению отец отправился на своей лодке рыбачить. Вернулся невеселый. А немного погодя, когда мать пошла звать его на ужин, к своему удивлению увидела отца в постели. Он лег, никому не сказав, что занемог. За врачом посылать не велел. В тот день я находился в Монпелье. Вернулся лишь в одиннадцать вечера и обнаружил у нас доктора Лубе. К утру все было кончено.