Врата скорби. Часть 2 - [94]

Она появилась в беседке. Когда совсем стемнело – и только одинокий фонарь – керосинка горел у входа. Проскользнула как ветерок. Уселась рядом, излучая незнакомый аромат пряностей, благовоний и духов.

Должна быть у секретного агента женщина? Конечно, как и оружие.

С Хадиджей он познакомился случайно. Англичане уважали религиозные взгляды афганцев, тем более что и у них в стране не было принято обучать детей вместе… так что в школе существовало мужское и женское крыло. У них в Англии мужские и женские школы вообще размещались в разных зданиях и часто далеко друг от друга – но здесь нормальная школа была только одна и потому мальчики и девочки учились в одном здании. Кстати, женская школа – была в Кабуле еще и единственная. Коран – не разрешает женщинам учиться, но афганские аристократы, которым потом будет не проблема выдать дочь замуж – охотно отдавали ее в британскую школу, надеясь при случае похвастаться друзьям, что выучили не только сыновей, но и дочерей. Хадиджа была дочерью не просто купца – а дочерью министра королевского правительства, жившего в Кабуле здесь, в этой самой вилле.

Как то раз – пацаны поспорили, что смогут подглядеть за девчонками – они носили паранджу, но спортом в парандже заниматься несподобно. Не получилось… многие после этой попытки кривились, когда садились на лавку. Тогда Джим Дохерти, нагловатый и совершенно сорванный малый, главарь конкурирующей группировки – при случае попытался сорвать паранджу с одной из девчонок. Они завизжала… так пронзительно и отчаянно, что Мэтт и сам не знал, что на него нашло. Просто он шагнул вперед и ударил Дохерти кулаком, сложенным так, как учил его один афганский паренек, пуштун и его друг. Дохерти хрюкнул и начал оседать…

Это и была Хадиджа.

С тех пор – они как бы встречались. Нет, это конечно было невозможно ни при каких обстоятельствах – высокородная пуштунка Дуррани и сын британского дипломата, тем более, когда одному тринадцать, а другой – двенадцать. Более того… Джек шутил на эту тему, а они не то что не целовались – он даже не видел ее лица. Она ни разу не сняла паранджу, даже для него. Но глаза… он видел только глаза, но этого оказалось достаточно. Ее глаза были огромными, и какого-то странного, светло-зеленоватого оттенка. Он никогда не видел таких глаз ни у одной девчонки. И был уверен, что не увидит…

– Привет… – сказал он по-английски

– Привет…

Он учил ее языку. А она учила его. Они обменивались письмами, пряча их в укромных уголках школы… он писал на английском, а она на пашту. Посол Керзон вряд ли знал, что его сын – уже может неплохо работать в качестве переводчика. И был сильно удивлен тому, как настойчиво его сын изучает пашту, буквально засыпая в обнимку со словарем издательства Бедекера.

– Как дела?

Хадиджа не ответила. Он сидел в двух шагах от нее, остатки света от фонаря делали ее накидку светящейся маленькими, прозрачными искрами. И чувствовал себя полным кретином – потому что не знал, что делать и что говорить.

– Что-то случилось? – спросил он и переспросил на пушту – ца пешада?

– Ты… должен прийти последний раз.

– Что? Почему последний раз.

– Ты должен уйти – повторила девушка

– Что произошло?

– Я жених.

Сначала он не понял.

– Жених? Что за жених?! У тебя есть жених?

– Ты должен уходить.

– Я не уйду.

– Уходить! – почти крикнула она

– Я не уйду – повторил Мэтт – я… ты мне нравишься. Честно. Честно – честно.

– Нельзя – сказала девушка

– Но почему?

– Ты англиз. Я пуштун. Нельзя.

– Плевать – решительно заявил Мэтт – я сын посла, понимаешь? Это очень высокая должность. Ты любишь меня?

– Ты англиз… – со вздохом сказала девушка

– Ты любишь меня? – настаивал Мэтт – скажи

Она заплакала. Как то так получилось, что он оказался рядом. И обнял ее, сам не зная, что делать…

– Хадиджа. Я честно… я поговорю с отцом.

– Нельзя – всхлипнула девушка

– Мы ничего плохого не делали. Пусть нам позволят дружить. Я скоро стану мужчиной и пойду в армию. Я смогу содержать семью, вот увидишь…

– Ты англиз…

– Да черт возьми, и что с того?! Если хочешь – я приду и поговорю с твоим отцом, хочешь?

Хадиджа покачал головой и вдруг резко обернулась, что-то услышав. Мэтт почувствовал неладное… вылетевшая из темноты палка метила в голову, но ударила в плечо, которое тут же онемело. Следующий удар – афганец нанес в пустоту, Мэтт сблизился с ним и провел правой ответный, боксерский. Как и все мальчишки – он боксировал и боксировал неплохо. Афганец свалился – афганцы вообще были слабыми на удар. Услышав сопение – он снова развернулся на сто восемьдесят. Выхватил из-за пояса пистолет.

– Дреш! – слова как то пришли на ум сами собой – фаери мекунам!

Афганцы – их было трое, на них были белые, заметные даже в темноте одежды – резко, как вкопанные остановились. Потому что эти слова – часто слышали на улицах ночного Кабула, и означали они – стой, буду стрелять. Тот, кто не останавливался – потом мог жаловаться исключительно Аллаху Всевышнему…

– Дреш… – повторил Мэтт, взводя курки.

Их было трое – а стволов два и один не заряжен. Но афганцы не посмели тронуться с места. И Мэтт с холодным удовлетворением отметил – и эти боятся. Трое – боятся одного. Хорошая штука оружие…