— Я не хочу терять время!
— Конечно, Робин, но теперь нужно определить местонахождение каждого веера, просмотреть его, записать, закодировать для сравнения с помощью компьютеров и потом…
— Не желаю слушать, — сказал я. — Просто сделай… в чем дело?
Его выражение изменилось. «Вопрос финансирования, Робин, — виновато сказал он. — Потребуется очень много машинного времени».
— Делай! Сколько сможешь. Я приказал Мортону продать акции. Что еще у тебя есть?
— Кое-что приятное, Роберт, — он улыбнулся и уменьшился, превратившись в маленькое лицо в углу экрана. В центре загорелись огни — появилось изображение контрольного табло корабля хичи. Пять панелей светились, остальные пять оставались темными. — Знаете что это, Робин? Это общее всех известных полетов, которые заканчивались на Небе хичи. Во всех известных семи рейсах повторяются эти цвета. Остальные варьируются, но вероятность того, что они не имеют отношения к установке курса, очень велика.
— Что ты сказал, Альберт? — Он захватил меня врасплох. Я почувствовал, что начинаю дрожать. — Если мы установим на приборах такой рисунок, то полетим на Небо хичи?
— Вероятность ноль девяносто пять, Робин, — кивнул он.
— И я установил три корабля, два на Вратах и один на Луне, которые воспринимают такую установку.
Я разделся и пошел в воду. Больше не хотел слушать.
Завлекающие дудочки заиграли. Я отбросил туфли, чтобы ощутить ногами влажную мягкую траву, смотрел на мальчишек у наякского берега и думал: «Так вот что я купил, рискуя жизнью на Вратах. Вот за что я заплатил Кларой».
И: «Хочу я снова рискнуть всем этим, рискнуть жизнью?»
Но дело не в желании. Если один из этих кораблей действительно отправляется на Небо хичи и я смогу любыми путями пробраться на него, я полечу.
Меня спасло благоразумие; я понял, что все равно не смогу. Не в моем возрасте. И не с отношением ко мне Корпорации Врат. И прежде всего я не успею. Орбита Врат проходит почти под прямым углом к эклиптике. Добираться до них с Земли долго и скучно; требуется около двадцати месяцев по дугам Хоманна, из них шесть месяцев при ускорении. А через шесть месяцев эти корабли уже улетят и вернутся.
Конечно, если вернутся.
Осознав это, я почувствовал одновременно облегчение и утрату.
Зигфрид фон Психоаналитик никогда не предлагал мне избавиться от раздвоения чувств (или вины). Он не говорил, как справиться с этим. Рецепт в основном в ожидании. Рано или поздно эти чувства прогорят. (Это он так говорит). Или по крайней мере не смогут парализовать. И вот я позволил этим чувствам сгорать, превращаясь в пепел, а сам пошел в воду, наслаждаясь чистым приятным воздухом под пузырем и гордо глядя на дом, в котором живу и в крыле которого находится моя дорогая и — уже довольно давно — платоническая жена. Я надеюсь, теперь она отдыхает и выздоравливает. Что бы она ни делала, она не делает это в одиночестве. Дважды за это время от остановки подлетали такси. В обоих случаях были женщины. Но теперь подлетело еще одно такси и выпустило мужчину, который неуверенно оглядывался, пока такси разворачивалось, направляясь по следующему вызову. Я сомневался, что это к Эсси: в то же время не мог подумать, что ко мне. В таком случае он связался бы через Харриет. Поэтому я удивился, когда направленный передатчик под крышей повернулся ко мне и я услышал голос Харриет: «Робин? Пришел мистер Хагенбуш. Мне кажется, вы должны с ним увидеться».
Непохоже на Харриет. Но она обычно права, поэтому я прошел через лужайку, вытер ноги и пригласил посетителя в свой кабинет. Очень пожилой человек, с розовой лысиной, франтоватыми бачками и подчеркнутым американским акцентом: у родившихся в Штатах обычно такого акцента не бывает. «Спасибо, что согласились увидеться со мной, мистер Броудхед», — сказал он и протянул мне карточку. На ней было написано:
Господин доктор адвокат Вм. Дж. Хагенбуш
— Я адвокат Пейтера Хертера, — сказал он. — Сегодня утром прилетел из Франкфурта, потому что хочу заключить с вами договор.
«Как странно, — подумал я, — прилететь лично, только чтобы поговорить». Но Харриет хотела, чтобы я встретился с этим старым психом, очевидно, она обсудила этот вопрос с моей юридической программой. Поэтому я спросил: «Что за договор?»
Он ждал, пока я приглашу его сесть. Я пригласил. Я подозревал также, что он ждет, чтобы я заказал кофе с коньяком на двоих, но этого я делать не хотел. Он снял свои черные перчатки, поглядел на перламутровые ногти и сказал: «Мой клиент требует выплаты 250 000 000 долларов на особый счет плюс освобождение от любого судебного преследования. Я получил от него шифрованное сообщение вчера».
Я вслух рассмеялся. «Боже, Хагенбуш, зачем вы мне это говорите? У меня нет таких денег!»
— Нет, — согласился он. — Помимо ваших вложений в синдикат Хертер-Холл и некоторого количества акций рыбных ферм, у вас ничего нет, кроме нескольких домов и немногих личных вещей. Я считаю, что, без вложений в экспедицию Хертеров-Холлов, вы могли бы собрать шесть-семь миллионов. А что касается этих вложений, то, учитывая происходящее, никто не знает, сколько они стоят.
Я откинулся и взглянул на него. «Вы знаете, что я избавился от акций в туристическом бизнесе. Значит, проверяли мои дела. Только вы забыли пищевые шахты».