Она лежала в моих объятиях, лицом прижимаясь к ребрам. «О чем?» — невинно спросила она.
— Давай, Эсси. — Когда она не ответила, я сказал: — Поднять Вильму из постели, чтобы она мне рассказала?
Она зевнула и села. Зевок был фальшивым: в глазах ее и следа сна не было. «Вильма очень консервативна, — ответила она, пожимая плечами. — Есть средства, которые ускоряют заживление, кортикостероиды и прочее. Она не хотела давать их мне. С их приемом связан некоторый риск, и действие может проявиться через много лет. Но тогда Полная медицина, я уверена, со всем справится. Поэтому я настояла. Она очень рассердилась».
— Последствия? Ты имеешь в виду лейкемию?
— Может быть. Но не обязательно. И, конечно, очень не скоро.
Я, обнаженный, сел на край кровати, чтобы лучше ее видеть. «Эсси, почему?»
Она просунула пальцы под свои длинные волосы и отвела их с лица, чтобы ответить на мой взгляд. «Потому что я торопилась, — ответила она. — Потому что в конце концов тебе нужна здоровая жена. Потому что очень неудобно писать в катетер, не говоря уже о том, что это неэстетично. Потому что мне нужно было принимать решение, и я его приняла. — Она отбросила простыню и легла на спину. — Посмотри на меня, Робин, — пригласила она. — Нет даже шрамов! А внутри, под кожей, все функционирует нормально. Я могу есть, переваривать пищу, извергать отходы, могу любить, могу зачать ребенка, если мы захотим. И не на следующий год. Прямо сейчас».
Я замерз, встал, дал Эсси ее одежду, надел свою. На столе еще оставалось немного кофе. Горячего. «Мне тоже», — сказала Эсси, когда я наливал.
— Может, тебе лучше отдохнуть?
— Когда я устану, — практично ответила она, — ты об этом узнаешь, потому что я отвернусь и усну. Мы давно с тобой не были вместе, Робин. Я наслаждаюсь.
Она взяла чашку и, делая глотки, смотрела на меня через ее край. «А ты нет».
— Неправда! — Я говорил искренне. Но честность заставила добавить: — Иногда я сам себя удивляю, Эсси. Почему, когда ты доказываешь мне свою любовь, я испытываю чувство вины?
Она поставила свою чашку и легла. «Хочешь рассказать мне об этом, дорогой Робин?»
— Только что рассказал, — ответил я. И добавил: — Вероятно, мне следует вызвать старину Зигфрида и поговорить с ним.
— Он всегда на месте, — ответила она.
— Гм. С ним стоит только начать, Бог знает когда кончишь. Ну, это не та программа, с которой я бы хотел поговорить. Так много происходит, Эсси! И все происходит без меня. Я чувствую себя оставшимся за бортом.
— Да, — ответила она, — я знаю, что ты испытываешь. Хочешь что-нибудь предпринять, чтобы не быть оставшимся?
— Гм… может быть, — ответил я. — Относительно Пейтера Хертера, например. Мне пришла в голову мысль, которую я хотел бы обсудить с Альбертом Эйнштейном.
Она кивнула. «Очень хорошо, можно этим сейчас заняться. — Она села на край постели. — Дай мне мои туфли, пожалуйста. Давай займемся немедленно».
— Теперь? Но уже поздно. Ты не должна…
— Робин, — мягко сказала она, — я разговаривала с Зигфридом. Это хорошая программа, хоть и не я ее написала. Она говорит, что ты хороший человек, Робин, хорошо адаптируешься, ты великодушен, и все это я могу подтвердить и добавить, что ты прекрасный любовник и с тобой очень интересно. Пошли в кабинет. — Она взяла меня за руку, и мы прошли в большую комнату, выходящую на Таппаново море, и сели у моей консоли на удобное сидение. — Однако, — продолжала она, — Зигфрид говорит, что у тебя большой талант к изобретению причин, чтобы не делать кое-что. Я помогу тебе. Дайте город Лолимат. — Теперь она говорила не со мной, а с консолью, которая тут же осветилась огнями.
— Мне нужны одновременно программы Альберта и Зигфрида, — приказала она. — Все файлы обеих программ во взаимодействии. Ну, Робин! Обсудим поднятый тобой вопрос. Я ведь тоже заинтересованное лицо.
Моя жена, на которой я женился много лет назад, С. Я. Лаврова, она больше всего удивила меня, когда я меньше всего этого ожидал. Удобно сидела рядом со мной, держа меня за руку, и я открыто говорил о вещах, которые ни за что не хотел делать. Речь шла не просто о полете на Небо хичи, на Пищевую фабрику, чтобы остановить Пейтера Хертера, угрожающего всему миру. Речь шла о том, куда я могу отправиться дальше.
Но вначале все выглядело так, будто мне никуда не отправиться. «Альберт, — сказал я, — ты мне говорил, что нашел в данных, накопленных на Вратах, установку курса на Небо хичи. А можно ли это же сделать и для Пищевой фабрики?»
Они сидели рядом с друг другом в трехмерном изображении пьезовидения, Альберт попыхивал трубкой, Зигфрид сжимал руки и сидел молча, внимательно слушая. Он не мог заговорить, пока я не обращусь к нему, а я не обращался. «Боюсь, что нет, — виновато ответил Альберт. — У нас есть только один установленный маршрут на Пищевую фабрику, рейс Триш Боувер, а этого недостаточно для выводов. Вероятность того, что корабль попадет туда, примерно 0.6. Но что потом, Робин? Корабль не вернется. Корабль Триш не вернулся. — Он уселся удобнее и продолжал: — Конечно, имеются определенные альтернативы. — Он посмотрел на сидевшего рядом Зигфрида фон Психоаналитика. — Можно попробовать внушить Пейтеру Хертеру, что он должен изменить свои планы».