Врата - [154]

Однако оставалась Эсси. Я на всякий случай заглянул, чтобы убедиться, что в данный момент ее не моют и не кормят, что к ней не подсоединены катетеры. Ничего подобного. Она спала, спала нормальным сном, золотые волосы раскинулись по подушке вокруг головы, она слегка похрапывала. По пути к своему удобному стулу перед коммуникационным терминалом я ощутил в мозгу старого Пейтера.

Я стал настоящим ценителем вторжений в мозг. Ну, это не особая редкость. Все человечество стало таким уже двенадцать лет, с тех пор как этот глупый мальчишка Вэн начал свои полеты на Пищевую фабрику. Его приступы были самыми тяжелыми; они длились долго, и он делился с нами своими мечтаниями. Мечты обладают властью: мечты — это нечто вроде высвободившегося безумия. По контрасту легкое прикосновение Джанин Хертер было почти неощутимо, а педантичные двухминутные дозы Петера Хертера напоминали уличный сигнал: останавливаешь машину, нетерпеливо ждешь, пока сменится сигнал, и едешь дальше своим путем. Я чувствовал то же, что и Пейтер: возраст, иногда голод или жажду, один раз угасающий гневный сексуальный порыв одинокого старика. Садясь, я напомнил себе, что и на этот раз ничего особого не будет. Похоже на легкое головокружение, когда слишком засидишься в одной позе: когда встаешь, приходится немного подождать, пока это ощущение уйдет. Но на этот раз оно не уходило. Все начало расплываться перед глазами из-за того, что я как бы одновременно смотрел двумя парами глаз. Невыразимый гнев, тоска одинокого старика — без слов: как будто кто-то шепчет, а я не разбираю слова.

Так продолжалось и не уходило. Туман перед глазами усилился. Я начал чувствовать какую-то отвлеченность, почти бред. Это второе зрение, которое никогда не становилось ясным, вдруг начало показывать что-то. Такого я раньше никогда не видел. Не реальность. Что-то фантастичное. Женщины с клювами хищных птиц. Большие металлические чудовища, которые катятся внутри моих глазниц. Фантазии. Сны.

На этот раз двухминутной дозы не было. Сукин сын уснул на кушетке.

Хвала Господу за бессонницу стариков. Сон не продолжался восемь часов — около часа.

Но это были неприятные шестьдесят минут. Когда непрошеные сны бесследно исчезли из моей головы, я побежал к Эсси. Она не спала, сидела, прислонившись к подушке. «Все в порядке, Робин, — сразу сказала она. — Был интересный сон. Приятная перемена по сравнению с моими собственными».

— Я убью этого старого ублюдка, — пообещал я.

Эсси, улыбаясь, покачала головой. «Непрактично», — сказала она.

Может быть. Но как только я убедился, что с Эсси все в порядке, я вызвал Альберта Эйнштейна. «Мне нужен совет. Можно ли как-нибудь остановить Пейтера Хертера?»

Он почесал нос.

— Вы имеете в виду непосредственные действия, Робин. Нет. В нашем распоряжении соответствующих средств нет.

— Не нужно мне этого говорить! Должно найтись что-нибудь!

— Конечно, Робин, — медленно ответил он, — но, мне кажется, вы не ту программу спрашиваете. Непрямые действия могут помочь. Как я понимаю, тут имеются некоторые нерешенные юридические проблемы. Если вы решите их, то сможете подумать о требованиях Пейтера Хертера и таким образом остановить его.

— Я уже пробовал. Это замкнутый круг, черт возьми! Если бы я мог остановить Хертера, то, может, Корпорация вернула бы мне контроль. А он тем временем сворачивает всем мозги, и я хочу это прекратить. Нельзя ли воспользоваться какими-нибудь помехами?

Альберт пососал трубку. «Не думаю, Робин, — сказал он наконец. — Я не очень понимаю ваше состояние».

Это меня удивило. «Ты ничего не чувствуешь?»

— Робин, — терпеливо сказал он, — я ничего не могу чувствовать. Вам важно помнить, что я всего лишь компьютерная программа. И не та программа, с которой нужно обсуждать природу сигналов от мистера Хертера, ваша психоаналитическая программа была бы полезней. Аналитически я знаю, что происходит: в моем распоряжении все данные о поступающем излучении. Но экспериментально — ничего. Машинный разум не подвергается воздействию. Каждый человек что-то испытывает, я знаю это, потому что об этом есть сообщения. Есть доказательства, что и млекопитающие с большим мозгом: приматы, дельфины, слоны — испытывают беспокойство; может, остальные млекопитающие тоже, хотя тут свидетельства отрывочны. Но прямо я ничего не испытываю… Что касается производства помех, что ж, это возможно. Но каков будет результат, Робин? Помните, что сигнал помехи создается совсем близко, не в двадцати пяти световых днях; если мистер Хертер может вызвать некоторую потерю ориентации, к чему приведет более близкий сигнал?

— Вероятно, будет плохо.

— Конечно, Робин. Возможно, хуже, чем вы предполагаете, но без эксперимента сказать невозможно. Предметом эксперимента должны быть люди, и я не могу предпринять такой опыт.

За моим плечом Эсси гордо сказала: «Да, не можешь, и кто знает это лучше меня?»

Она молча подошла сзади, босиком по толстому ковру. На ней был свободный халат, волосы убраны в тюрбан. «Эсси, почему ты встала?» — воскликнул я.

— Мне стало ужасно скучно в постели, — ответила она, защемив мне ухо пальцами, — особенно спать одной. Есть ли у тебя планы на вечер, Робин? Если ты приглашен куда-то, я хотела бы пойти с тобой.