Врата «Грейвз» - [41]

– Он с ними плохо обращался? – спросил я.

– Да. Он неоднократно настаивал на использовании электрошока – мы этого здесь не делаем. Он то и дело доводил пациентов до слез. Ходили слухи, что Гассман причинял им физическую боль, но открытых обвинений никто не выдвигал. – Доддс покачал головой и продолжал: – Одним из его пациентов был Уильям Таунби, молодой человек, поступивший к нам в состоянии нервного срыва в тысяча девятьсот седьмом году. Он чудесным образом исцелился. Гассман был, очевидно, близок с этим человеком, по причинам, мне неведомым. В общем, когда доктор Гассман умер, обнаружилось, что он оставил большую часть своего состояния этому пациенту.

– Большую сумму? – спросил я.

– Что-то около сорока тысяч фунтов. Не скрою, что для меня и всех остальных в больнице это было ударом. Гассман не делал секрета из того, что у него нет прямых наследников и что он завещает большую часть состояния «Мортон Грейвз». Вместо этого он оставил больнице лишь десять тысяч фунтов. Примерно такая же сумма была завещана его секретарше, которая отошла от дел и, как я полагаю, жила на эти деньги до смерти. Ей достались наличные и ценные бумаги, прочую же собственность унаследовал Таунби.

– Удивительно, – откликнулся я. – Я думаю, что вы, то есть больница, могли бы опротестовать завещание. Как вы думаете, доктор Гассман пребывал в здравом уме?

– К сожалению, должен сказать, что он был в здравом уме. Хотя и не отрицаю, что мы думали о возможности опротестования. Мы полагали, что сможем найти признаки умственного расстройства в его рукописях, но то что нам удалось обнаружить, не предоставило нам такой возможности.

– Вы хотите сказать, что какие-то его бумаги пропали? – спросила Адриана.

– Да, причем большая их часть. Он собирал материал для книги, собирал его годами, но рукописи так и не нашли. Он составил последний вариант завещания за несколько месяцев до смерти, хоть мы и не знали об этом. В конце концов наши поверенные отговорили нас опротестовывать завещание. Десять тысяч и так были достаточно щедрым даром больнице. Из доходов е этой суммы мы оплачиваем работу старшего врача. Нам не на что жаловаться.

– Вы сказали, что был повод усомниться в разумности Гассмана, – заметил я.

Главный врач выглядел смущенным и быстро взглянул на Адриану, которая до сих пор тихо прислушивалась к нашей беседе. Он нервно пососал трубку.

– Ну… это деликатный вопрос. О таком не принято говорить. Просто скажем, что состояние его здоровья могло дать повод усомниться в его уме.

– Вы, вероятно, говорите о сифилисе, доктор Доддс? – прямо спросила Адриана. – Я опытная медсестра. Вам нет нужды деликатничать из-за меня. Моя семья заинтересована в имуществе доктора Гассмана, и мы хотим знать все, что имеет отношение к этому.

Доддс был явно удивлен прямотой Адрианы и опустил трубку.

– Да, у него был сифилис. И ходили слухи – хоть и неподтвержденные, – что он не всегда контролировал свое поведение. Мы могли бы потребовать вскрытия, чтобы осмотреть тело на предмет повреждений мозга, но, честно говоря, ярко выраженных симптомов у него не было. И, кроме того, такие вопросы нам не хотелось бы поднимать. Вред от этого мог бы и не окупиться его деньгами, вы же понимаете.

– Вы хотите сказать, что больнице лучше не объявлять во всеуслышание, что один из врачей болен сифилисом? – спокойно сказала Адриана. – Да, мы это понимаем. Итак, завещание Гассмана в пользу Уильяма Таунби осталось неоспоренным. И что было потом?

– После этого история приняла оборот еще более удивительный. Таунби был совершенно здоров, и это никого не удивило. Но сразу же после получения наследства он объявил, что отправляется в Эдинбург изучать медицину! Утверждал, что его вдохновил на это Гассман. У Таунби уже был диплом инженера. И теперь у него, безусловно, имелись средства, чтобы отправиться учиться, если он этого хотел. Итак, он уехал.

– А оставленное ему состояние было в наличных? – спросил я.

– Большая часть, но он также получил хороший дом здесь, в Ричмонде-на-Темзе, и какое-то жилье, которое сдавалось. И пока он учился в Эдинбурге, он все это продал – и выгодно. Перевел все в деньги и облигации на предъявителя. Я это знаю, потому что он просил меня рекомендовать ему агентов по недвижимости и брокеров. Я порекомендовал «Уиллоуби и Мартин Лимитед», я знаком с ними по клубу. – Он помолчал. – Что ж, они информировали меня, вы же понимаете. Я чувствовал себя вправе знать, что происходит с состоянием. В общем, Таунби получил степень и прошел практику по неврологии. Гассман умер в тысяча девятьсот девятом, а в начале тысяча девятьсот тринадцатого Таунби стоял у нашей двери, желая занять должность в том самом заведении, где его лечили от нервного расстройства.

– И вы его приняли, – сказал я. – Но разве не возникло возражений из-за того, что он бывший пациент?

– Конечно, возражения были, но открыто их никто не высказывал. Если честно, мистер Бейкер, некоторые из нас полагали, что он обладает сорока тысячами, которые могли бы принадлежать больнице. И было не исключено что какая-то их часть может вернуться к нам. По правде говоря, так и произошло. Таунби тотчас предложил финансировать грант на исследования в пять тысяч фунтов, если его примут. Это благотворительная больница, мистер Бейкер. Вы понимаете, что это такое?