Единственная возможность спасения заключалась для него в том, чтобы заставить мой язык замолчать навсегда.
Последнее дело Холмса.[1]
Лондон, 19 января 1922 года 10 часов вечера
Меня ударило, дыхание перехватило, я стал падать на спину, да так, что ноги на мгновение оказались в воздухе. А еще я заметил светлые кудри и шарф. Картину дополняли выскользнувший из маленькой женской руки здоровенный пистолет и женские ноги, запутавшиеся в полах непомерно большого пальто; женщина тоже упала на спину и теперь пыталась отползти в сторону. Еще мгновение спустя перед глазами оказалось ночное лондонское небо. Это женское лицо определенно кого-то напоминало. Мы точно не были знакомы, может, разве что где-то случайно столкнулись.
Лишь потом я услышал выстрел, или же до меня наконец дошло. Несколько лет назад в меня уже стреляли, но с тех пор я успел подзабыть, каково это. В ушах звенело так, что исчезли все прочие ощущения, и боли я еще не чувствовал. Жизненный опыт, полученный мной во время пребывания во Франции, подсказывал, что вот-вот станет больно. Итак, я лежал на улице, глядел в черное небо и вспоминал Францию. Меня охватили покой и легкая грусть, и я начал даже потихоньку задремывать.
Я бы, наверное, действительно заснул, если бы не шум, что подняла Адриана. Она звала на помощь и одновременно кричала на меня:
– Чарльз! Откройте глаза, Чарльз! Посмотрите на меня, Чарли!
Она, похоже, трясла меня за плечо, но я почти ничего не чувствовал. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что не стоит находиться здесь, с Адрианой Уоллес, тем более что муж ее не знает, где она. Я пытался вспомнить, почему это так важно, но никак не мог сосредоточиться. И вообще, хотелось сосредоточиться на Адриане. Казалось, я должен ей что-то сказать. Может быть, прикоснуться.
Наконец мне удалось разлепить веки. Адриана была всего в трех дюймах от меня. Я бы отвернулся, но не смог. Тогда я попытался хотя бы пошевелить рукой, но у меня ничего не вышло. Адриана, видимо, разрывала на мне рубашку, но я не мог приподнять голову и посмотреть. К звону в ушах примешивался треск рвущейся ткани, затем промелькнули какие-то белые и красные лоскуты. Явно не лучшая идея срывать с меня рубашку, по крайней мере здесь.
– О Чарли! Господи! Все-таки они до вас добрались, – говорила она сквозь зубы, обращаясь как будто не ко мне. – Отдайте мне ваш передник! – потребовала она. Это удивило, поскольку на мне не было решительно никакого передника. – Есть у кого-нибудь машина?
Я разглядел чьи-то ноги, а когда перевел глаза вверх, то увидел официанта из «Улана».
– Сейчас вызовут медицинскую бригаду, мисс, – сказал он Адриане.
– Машину! – закричала та. – Забудьте вы об этих медиках! Бегом! Найдите кого-нибудь с машиной! Такси нет поблизости? Он умрет прежде, чем врачи сюда доедут.
– Думаю, нам не стоит его трогать, мисс, – вежливо сказал официант.
– Вы врач? – закричала она.
– Нет, мэм.
– А я медицинская сестра! Да позовите же кого-нибудь с машиной! Королевская больница в Челси, это всего в полумиле отсюда. Мы сами довезем его туда раньше, чем дождемся врачей.
Официант снял передник и отдал его Адриане, та стала запихивать его мне чуть ли не в живот. Ноги исчезли из поля зрения, и вновь совсем рядом возникло лицо Адрианы.
– Вы слышите меня, Чарли? – спросила она форсированно будничным тоном.
– Да, – ответил я. – Рана тяжелая?
Так спрашивают на войне. Я и сам спрашивал, когда меня однажды подстрелили во Франции. И сейчас самое время поинтересоваться.
– Чарли, если не получится сейчас же доставить вас к хирургу… – сказала она мягко, поправляя передник у меня в животе. Ее голос звучал даже слишком спокойно. Потом она скрылась из поля моего зрения и сказала кому-то: – Помогите мне перевернуть его. Я должна осмотреть спину.
– Может, не стоит, мисс? Если его переворачивать, вдруг ему станет хуже? – сказал мужской голос.
Я обдумал эти слова и заключил, что не хочу, чтобы мне стало хуже.
– Возможно, – спокойно сказала Адриана, – но, если пуля прошла навылет и я не закрою выходное отверстие, он умрет прямо здесь и сейчас. Что может быть хуже? – Это утверждение звучало еще более пессимистично.
Меня перевернули, и у меня перед глазами выросла стена. Какая-то женщина произнесла: «Это же Адриана Уоллес». Я почувствовал, как с меня стягивают пальто, и вновь услышал звук рвущейся рубашки. Теперь что-то стали заталкивать мне в спину.
Лицо Адрианы вновь склонилось надо мной, кто-то сказал:
– Это Адриана Уоллес. Это ведь вы, миссис Уоллес?
Чей-то голос согласился:
– Это Адриана Уоллес, но этот человек не Фредерик. Кто… Боже мой! Поглядите, кровь.
Адриана секунду помолчала, с болью вглядываясь мне в лицо. Потом подняла взгляд.
– Да, – заявила она. – А где Фредерик? Мой муж только что был здесь! – Она снова посмотрела на меня, а затем изобразила, что вглядывается в толпу. – Фредди! – воскликнула она. – Да куда же он пропал? Неужели погнался за стрелявшим?
– Я не видел, миссис Уоллес, – ответил еще один голос. – Наверное. Когда мы услышали выстрел и выбежали на улицу, здесь были только вы и этот человек.